ты перерос все эти свои заморочки. Зря подумал. Ты всегда будешь причинять боль тем, кто с тобой рядом, Марч. Всегда. Ты за всю свою жизнь сделал одну-единственную хорошую вещь: уехал отсюда. Стоило бы повторить.

Марч открывает пиво — облегчения как не бывало.

Они слышат, как по тихой улице стремительно едет машина. Марч узнает звук Вериного мотора в тот же миг, что и Геп, и по тому, как Геп деревенеет, понимает, что гнев, который брат выпустил, избив его, начинает накапливаться снова. Геп наконец-то попробовал сопротивляться, но, к сожалению, Марч не готов отказаться от Веры. Она резко тормозит — гравий летит из-под колес — и паркуется под углом, блокируя фургон Марча. Марч возвращается на веранду, встает рядом с Арло, Вера несется к ним.

— Занимайте места рядом с рингом, — произносит Арло, не трудясь скрыть предвкушение.

Марч на это качает головой.

— Это что за хрень? — верещит Вера, едва не в слезах. Она размахивает своим мобильником, потом швыряет его Гепу. Телефон попадает в него, падает к ногам. — Сволочь ты гребаная. — Вера наклоняется, подбирает телефон, швыряет снова, изо всех сил, притом что стоит в полуметре от Гепа. Телефон отскакивает, Рем, заинтересовавшись, встает, уносит его на лужайку и начинает облизывать.

— Я сволочь? — Геп хватает Веру за руку и подтаскивает к себе. — Где Пит?

— А ты как думаешь? — Она вырывается.

— Зря ты сердишься лишь потому, что я наконец сказал тебе правду, — говорит Геп.

— Хочу и сержусь. И не тебе рассказывать, что такое правда. Ты гребаный слепец, гребаный простак. Ты не тот, за кого я тебя принимала, когда выходила замуж.

Она лупит его кулаками и действительно плачет. Геп озадаченно делает шаг назад. Бедолага Геп, думает Марч, никогда у него не получается взять верх. Он хочет помочь — стоило бы, наверное, отобрать у Рема телефон Веры, вот только вряд ли сейчас разумно привлекать к себе внимание.

— Ты думала, что вышла замуж за человека, который будет прощать тебе все, даже самое гадкое? Вот тогда бы я действительно был простаком, — говорит Геп.

— Ты так и не понял? — Она начинает верещать с такой злостью, что Марч пугается, как бы кто из соседей не вызвал полицию. — Ты решил, что, если я два года назад перед тобой извинилась, я считаю себя виноватой? Да, я очень сожалела — но лишь о собственной слабости, о том, что не смогла уйти от тебя в тот День благодарения.

Может, ему самому вызвать полицию? Если Вера с Гепом продолжат в том же духе, будет ужасно.

Арло нагибается к Марчу и шепчет:

— Что Геп натворил?

Марч передергивает плечами, Арло смотрит на него с недоверием.

— Знать о таком всегда полезно. Ну, например, не собираешься ли ты переспать с женой брата.

Вера ходит взад-вперед по газону, как будто, встав рядом с Гепом, она просто взорвется, потом отклоняется в сторону Рема. Тот бросает телефон, бежит к Марчу. Вера нагибается, чтобы поднять мобильник, и тут Геп говорит:

— Как ты могла сделать это снова? Причинить мне такую боль?

Она снова запускает в него телефоном, но промахивается, телефон попадает в стену, обшитую сайдингом, корпус трескается.

— На сей раз твоя красавица тебя не простит. Теперь все действительно будет очень непросто, — произносит она, и Марч понимает, что она передразнивает Гепа, цитирует ему его же собственные слова. — Я не прощу и не попытаюсь простить. — Слова перерождаются в шипение. Потом она вновь срывается на крик: — Потому что лишь тебе судить, что хорошо, а что плохо, Геп Бриско? Ну да, конечно, конечно, мне вообще никогда не за что было, блин, тебя прощать. — Тут она впервые смотрит на Марча и Арло, качает головой. — Пошли вы все на хрен, сыночки Питера, всей оравой. — Вновь смотрит на Гепа. — Чтоб я опять стала тратить на тебя свою жизнь!

Она проходит мимо него, подбирает разбитый телефон и без единого слова удаляется.

Геп, шатаясь, бредет в угол газона, ложится в траву, повернув лицо к небу. Марч встает, но Арло кладет ладонь ему на плечо.

— Сейчас лучше не надо.

— В любом случае, я тут не виноват.

— Брак твоего брата не логическая задачка. Ты можешь взять ее в голову, — Арло указывает на лежащего навзничь брата, — а можешь не брать совсем. Чего тебе не дано — это выбирать, на чьей ты стороне.

Марчу представляется, что за последние несколько дней он здорово поумнел, но явно не настолько, чтобы уследить за мыслью Арло. Он снова опускается на качели. Через несколько минут Геп встает с лужайки. Садится в фургон и отъезжает, даже не посмотрев в их сторону, как будто на веранде ни души. Возможно, думает Марч, так оно и есть.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Когда Питер возвращается домой, Юна моет посуду. Он видит миску у нее в руках, обнимает сзади за плечи.

— Что приготовила? — спрашивает он.

— Тесто для овсяного печенья.

— А печенье испеклось?

— Нет, я тесто сырым съела.

Голос у нее слегка отрешенный, слегка озабоченный, но Питер с облегчением сознает: она не сердится, что он задержался. После отъезда девочек он решил минутку поговорить с Ли — и проговорил час с лишним.

— Всё, что ли? — спрашивает он шутливо.

— Остатки в морозилку засунула, — говорит она.

Питер отходит в сторону, он все еще голоден, хотя Ли и покормила его рагу, которое готовила, но Юна хватает его за рукав и вытирает мокрые руки о его рубашку, сперва плеснув ему воды в лицо.

— Тея у нас остановится?

— У Арти, с ней вместе. — Он смотрит в пол. — Есть кое-какие новости.

Он рассказывает про гнев Лавинии, подготовку к похоронам. Просит жену съездить с Арти к Айдену, она соглашается. О чем он не рассказывает — это о слезах Ли, о том, как он смешался, снова оказавшись у нее в доме, будто его вдруг вышвырнуло в параллельное существование, в котором Юна не забрала его обратно. Как это было приятно: Ли, когда девочки уехали, заставила его почувствовать себя на тридцать с лишним лет моложе. Как ему хотелось сказать себе, что ему это не по душе, но ведь было по душе, пусть даже Ли и плакала у него на плече. В этот вечер он нарушил обещание, которое дал Юне и держал тринадцать лет. То, что любому другому показалось бы вещью невинной, в глазах Юны выглядело непростительным.

После Ли он еще несколько раз изменял жене — ничего серьезного, интрижки на одну ночь, о которых она не знала. Правда, однажды, когда мальчики были в старших классах,