За одно он был признателен Мириам до сих пор: она вынудила его встать на тропу преследования, и Ройс вдруг обрел себя, свою профессию, свое истинное место. Охота стала для него второй кожей, занятием, позволяющим выпустить наружу демонов, характер, инстинкты. Вот уже два года он был лучшим, сыскал для себя репутацию того, кто «находит всех и всегда». И он действительно находил. Сидел в мастерской теперь редко, только между заказами. А за заказы получал столько, что имел возможность не думать о поиске покупателей на пороховые метатели и сложные арбалеты. Сохранил это занятие для души. А преподавание ввиду длительных и частых отсутствий бросил.

Зато мог сутками не появляться дома, бродить по степям и, включив инстинкты и ночное видение, выслеживать беглецов.

Девку до хижины он донес. Толкнул скрипучую дверь, вошел в пропахшую древесиной темную комнату.

(J2 feat. StarGzrLily – You Make Me Wanna)

Лавка была узкой; свет присутствовал. Печь топилась.

«Хорошо, – думал Кирк, – что она в отключке – не придется вставлять в рот кляп, слушать стоны».

А рана оказалась плохой – хуже, чем он рассчитывал. Зашить нужно было утром. Порез глубокий, грязный, края наружу. И удивился невольно – тут и мужик бы орал всю дорогу. Нашлись бы и такие, кто шагу бы ступать не стал, лежал бы на земле, требовал помощи – Ройс видел всякое.

Сколько потеряно крови? Хорошо, что у него медицинский диплом и годы полевой практики. Он сумеет сделать так, что пациент будет жить.

У нее была бледная кожа; тени под глазами. Волосы темные, ресницы тоже – цвет глаз он не разглядел и не пытался. Рану промыл профессионально, принялся вгонять в кожу иглу, стягивать края. Почти дошел до середины, когда веки Флоры дрогнули, – Ройс ощутил раздражение. Если сейчас дернется, начнет сопротивляться, заорет…

Но она – он удивился за этот день во второй раз – не издала ни звука. Придя в сознание, коротко посмотрела вниз, увидела в его руках иглу, нить, судорожно сглотнула. А после добела прикусила нижнюю губу. Все в полной тишине.

Он делал стежок за стежком: будет не очень красиво, но надежно.

Иногда чувствовал на своем лице чужой взгляд, один раз не удержался, посмотрел ей в лицо и зацепился за ее глаза. Зеленые, оказывается, полные вселенской печали. И еще какой-то странной отстраненной безнадеги.

Что-то царапнуло, пошевелилось изнутри, царапнуло в ту дверь, откуда давно не доносилось ни звука, и он напомнил себе про Мириам. Желание думать за других испарилось быстрее, чем успело сформироваться. Привычно накатило глухое безразличие.

Девка держалась, терпела боль, сколько могла – он мог бы ей дать медаль за выдержку: когда тебя штопают наживую, это не просто неприятно – это ад, – после вновь соскользнула в беспамятство.

Так даже лучше.

Потому что Ройс, закончив с одной раной, собирался осмотреть тело на предмет других, чтобы уже без сюрпризов.

* * *

Видит бог, я никому не желала зла. Никогда.

Но, поднявшись со скамьи под утро (об утре сообщали лишь внутренние часы), потому что меня мутило от боли и жажды, я нашла рядом с кружкой на столе старый большой нож. Чей-то, чужой. Мне стоило огромных усилий добрести по скрипучим доскам до кухни, сориентироваться в полумраке, начать соображать. И, наткнувшись на нож, я поняла, что зло мне причинить придется. Чтобы выжить.

Не хотелось думать, с какой силой его придется вгонять в тело охотника, с какой скоростью размахиваться, – я смогу. Смогу переступить через все внутренние принципы, чтобы хоть раз по-настоящему обернуть беду удачей.

Ободранную рукоять я сжала крепко.

Слушая уханье собственного сердца, отправилась обратно в комнату с лавкой, где у дальней стены дремал мой «проводник».

Все виделось лишь тенями и силуэтами – света дефицит. И глаза ко тьме привыкать не желали.

Он спал, так мне казалось. Размышлять было некогда, морально готовиться тоже – раз он выбрал профессию охотника, значит, выбрал и судьбу.

В шею.

Замахнулась я максимально быстро и мощно…

Он выбросил вперед сразу обе руки – стремительно взметнулись тени конечностей: одной схватил меня за горло, второй выбил-выкрутил из ладони нож. Не сел даже – подпрыгнул со скамьи, молниеносно повалил меня на пол, вжал в пол так, что у меня хрустнул нос; я заорала, перед глазами полыхнули алые круги. Одновременно с этим заверещало болью вывернутое за спиной запястье, и послышался зловещий хриплый голос:

– Я предупреждал тебя, что за первую неудачную попытку сломаю тебе руку?

Меня прижимали к полу коленом – казалось, на позвоночнике стоит основанием бетонный столб. Мой нос… Моя рука!

– Предупреждал? И я только что залатал тебе одну дыру на теле. Хочешь… – он наклонился к уху, – я наделаю тебе этим ножом такие дыры, которые уже никто не сможет заштопать?

Я обоссалась даже мычать.

Шах, мат, мне бы колотить по полу «сдаюсь!», но мужик уже яростно ткнул пальцем в какую-то точку на моей шее, и с очередным проворотом сознания комната схлопнулась в черноту.

Хорошая новость заключалась в том, что мы теперь ехали.

И в этом заключалась плохая новость – мы ехали. На машине. Это означало лишь одно: оставшиеся часы пути до чужого транспорта я провела в отключке. Меня либо пронесли на руках, либо протащили волоком, лишив оставшихся шансов на побег.

Колеса, сиденья, выхлопная труба… Выщербленная ухабами полоса бетонного шоссе. Город с каждой минутой все ближе. Все ближе проклятый особняк Зига и Сулли, железные цепи, наручники, унижения, побои. А на новый этап выживания сил не осталось.

Все отдалялось от меня, теряло смысл. Его и раньше было не очень много – смысла, – но вела вперед надежда. Ее отобрал тот, кто сидел за рулем, и я ни разу в жизни не ощущала себя столь одинокой, как теперь. Что случится со мной дальше, какие новые страдания выпадут на мою долю, никому не интересно. Одна.

Меня трясло, и чувствовала я себя в высшей степени дерьмово. Знала: рана на животе, пусть и зашитая, не заживет. Она доконает меня, я впервые приняла эту мысль, как родную, – пусть так, хорошо. К лучшему. Я на своем веку повидала много ран, но эта оказалась плохой. И очень хорошей.

У охотника был джип, старый и пыльный, но добротный. Мощный. Когда колеса попадали в очередную яму, я прижимала руки к животу и думала о том, что мне придется воплотить то, что я никогда не желала воплощать. Заставить себя принять яд.

Лучше бы я всыпала его в чужой чай вместо снотворного… Какая теперь разница, что лучше. Единственная оставшаяся в потайном кармане капсула имела черно-красную маркировку на белом фоне – «DZK». Убийца мгновенного действия.

Я не вернусь к Зигу и Сулли, я не потяну новый этап борьбы, я устала.