А после я проснулась, потому что щелкнул язычок входного замка, послышались шорох и шаги. Я все еще в агонии, голова кругом, встать не могу. И практически задушил страх –пришли мафиози?

Но в комнату вошел он – охотник. Что-то оставил у двери, судя по всему. Приблизившись, он сканировал мою температуру с помощью наручных часов, после достал откуда-то две таблетки. Приказал:

– Пей.

Я даже не могла подняться, мне помогли. Помогли открыть рот, запихнули туда лекарство, залили в глотку воду из бутылки. Я подавилась, закашлялась, но таблетки кое-как проглотила. Почему он еще здесь? Разве не должен был давно уйти? Мысли путались, я подозревала, что скоро от воспаления у меня начнутся галлюцинации.

– Я не один, – вдруг послышалось зловеще. – Со мной Зиг и Сулли.

Эта фраза ударила страхом в сердце. Казалось, еще чуть-чуть, и нырну куда-то во мрак, уже в безумие. Вернулись вдруг чувства, хотелось заорать. Не сейчас, только не сейчас!

Тем временем он ушел. Дошел до коридора, вернулся обратно. Мне сначала показалось, что в его руках волосатые мячи – будь проклята эта тьма. Потом я подумала, что это куклы… Но этот монстр держал в руках головы. Настоящие.

Две головы.

Я смотрела на них, понимая, что больше не могу дышать, разучилась.

– Зиг, – он бросил на мой ковер первую. После вторую. – Сулли.

Меня замутило в прямом смысле. Я поняла, что меня сейчас стошнит, кое-как сдержала позыв. Прохрипела:

– Убери… Пожалуйста…

И он принес сумку, скидал их обратно так буднично, будто это был театральный реквизит. Но бошки были настоящими. Я не хотела, но успела рассмотреть ужасающую гримасу Сулли с раскрытым ртом и страшными глазами. На шее у Зига болталось что-то вроде позвонков или же куска мышцы – меня едва не стошнило вновь.

Теперь я дышала глубоко, чтобы меня не вырвало. Если вырвет, боль в животе усилится…

«Отрезанные… головы?»

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Бурые пятна на том месте, куда он их кидал.

Когда он вернулся, я, продолжая ощущать крайнюю степень оцепенения, попросила:

– Вынеси… их… это… из моей квартиры.

– Вынесу. – Мой «друг» уселся в кресло. Долго смотрел на меня – взгляд все тот же непроницаемый. Подытожил без единого грамма эмоций. – Теперь они за тобой не придут.

Кажется, в его тоне впервые промелькнуло что-то, похожее на довольство.

Моя же голова начала кое-как соображать.

– Не придут… эти. Придут… другие. – Теперь придут точно. Мстить. – У них много… знакомых. Они это… так не оставят. Все знали, что я ненавидела этих двоих сильнее, чем кто-либо…

Я хотела сказать, что теперь боюсь еще сильнее, чем раньше. Потому что Зиг и Сулли, может быть, оставили бы меня в живых, пытали, унижали, использовали. Что теперь за мной обязательно явятся другие.

Но не успела, в руке охотника мелькнул шприц.

Меня кольнуло в плечо.

– Спи, Флора. Отдыхай.

И я спала. Как в бреду. И сквозь этот бред слышала, как охотник уходил – наверное, он выбросил сумку, – как вернулся, занял свою позицию в кресле, затих. Уснул?

Позже я пробудилась от крика: кто-то вошел в мою квартиру, и этот кто-то надрывно орал:

– Фло, это ведь ты сделала? Отзовись, сука, я все равно тебя найду…

Гость вошел бы в комнату. Увидел бы меня, лежащую на диване, прирезал бы или удушил – я со всхлипом пыталась подняться. Убежать все равно не под силу…

Но охотник, не трепыхнувшись, просто поднял руку и вместе с ней пистолет с глушителем длиной со свое предплечье и выстрелил.

«Некто» в коридоре упал.

У меня подкосились ноги, я рухнула лицом в диван.

– Ты… – спросила глухо, – оставил тела… там, в доме?

Не убрал? Не спрятал?

– Оставил. – Спокойный ответ.

– Зачем?! Теперь они все… придут сюда.

– Пусть приходят.

Он больной. Сюда заявится не один десяток человек!

Охотник поднялся и впихнул в меня очередную порцию таблеток. Его ладони пахли порохом.

Я спала и вздрагивала.

А он стрелял и стрелял. Не знаю, сколько раз.

Наверное, он куда-то убирал тех, кто падал в коридоре, чтобы тела не копились, чтобы освободить проход для новых гостей. Он клал наповал их всех. Без тени эмоций, без зазрения совести.

В какой-то момент выстрелы прекратились.

Но уколы, погружающие меня в сон, длились и длились. Как и таблетки в моменты пробуждений. Дважды мне, сонной, промывали и перевязывали рану.

Постепенно я привыкла к этому зрелищу.

К темноте.

К силуэту в кресле.

* * *

(JNATHYN – The Line)

Что-то изменилось, когда я проснулась в следующий раз. Впервые нормально проснулась.

Да, темно, но боль почти ушла. Она еще пульсировала, но уже слабо, сигнализировала об отступлении кризиса. И я впервые смогла сесть, подняться.

Кресло пустовало.

Сколько времени прошло? Еще день? Еще неделя?

В квартире тихо, привычный сумрак. О том, что все случившееся не было бредом воспаленного сознания, говорили пятна на ковре. Засохшая кровь.

Шатаясь, я приблизилась к окну – тихая улица, прохожих нет. Мне казалось, я нахожусь в отдельной реальности, где-то очень далеко от того места, где была, когда мы впервые поднялись в квартиру. Я и охотник.

Он ушел… насовсем?

Спустя много долгих минут, во время которых я несколько раз ходила за водой на кухню и возвращалась к дивану, снова щелкнула входная дверь.

Он. Тот, чьего имени я не знала, вошел в комнату. Все такой же здоровый, высокий, молчаливый. Вошел и остановился. Привычно померил мне температуру.

– Ты выздоравливаешь.

Сообщил без радости и без печали, просто констатировал факт.

«Жить будешь».

А я долго смотрела в его глаза, в которых никогда ничего не могла прочитать. Чувствовала только, что он уходит, прощается.

– За тобой больше не придут, – сказал сам, потому что я молчала.

– Никто?

– Никто.

Он выкосил их сеть? Весь синдикат?

– Твои деньги на месте. Еда в холодильнике.

Я видела её – еду. Еще подумала, что он покупал что-то для себя, чтобы не сидеть здесь голодом, ведь сидел он долго.

И нужно было что-то сказать. Мне все еще не верилось, что наступила та самая свобода, которую я так долго силилась обрести, что за мной на самом деле больше никто не явится. Но вместе слов благодарности спросила: