«вредительницу». Половина деревни обходила ее дом стороной, принимая за колдунью, другая половина присматривалась.

Наблюдатели состояли по большей части из женского населения деревни, склонной к обрядоверию, те, кто вместо причащения, спрашивал про лечение желудка освященными яблоками или предлагали стать кумой для избавления ребенка от сглаза. Иногда Валя шла на уступки, старалась объяснить, помочь с любовью, лишь бы шли ко Христу!

Посетители приходили ежедневно, один просил помолиться о корове, что перестала доиться, другая хотела устроить сына в город, некоторым требовалось сосватать девицу из соседней деревни, вызволить мужа из тюрьмы, отдать долги, узнать о посмертной участи бабушки и даже отрастить волосы на лысине. Односельчане получали просимое после молитв, но Валя чувствовала, что Бог почти никому не нужен, у Него — Владыки и Творца мира, который с радостью подарит просящему целую вечность, благодать и неисчерпаемую любовь, люди требуют лишь телегу навоза для личного огорода.

Валя огорчалась, плакала о неразумных душах и решила прекратить молитвенную помощь до вразумления или ответа свыше, но Небо молчало.

Приближались школьные каникулы, в школе началось родительское собрание. Валя недолюбливала подобные мероприятия, да и возраст уже давно не соответствовал, в классе у Машки все родители годились ей во внуки. Потому подходила к директору школы отдельно, на улице или наведывалась вечерком к нему домой, ведь он свой, почти родственник, принимала его на свои руки, когда тот появился на свет в городском роддоме.

Ждала окончания рабочего дня и тихо молилась на скамеечке школьного дворика. Темнело рано, весна чего-то ждала и не приходила в полную силу.

Парадная дверь школы отворилась. Директор удивленно поморщил лоб и придерживая очки, произнес:

— Ну Валентина Ивановна, разве мы с вами не договаривались, я сам зашел бы, что ж вы сидите здесь?!

— Ничего, мне полезно потерпеть, — поднимаясь со скамейки.

— Сидите-сидите, мне вам и докладывать почти нечего, у Маши все в порядке, пусть больше внимания на математику обращает, учительница говорит, у нее есть задатки.

— Слава Богу, благодарствую за твою работу! А ты сам как, Дмитрий Андреич?

Устало присаживаясь, расстегнул ворот рубашки:

— Да как сказать, по-разному. Думаю, продолжить писать кандидатскую, я не мечтал никогда директором становиться. Помните, наверное, как в столицу уехал, меня тогда пригласили преподавать в институт. А вернулся только потому, что Ксения Григорьевна со мной беседу провела, помните, такая маленькая была, седая, директор школьный наш. Никто же не пойдет сюда работать. Тогда и решил, раз зовут на помощь, буду вместо высокой науки, табелями, да тетрадками заниматься, а наука подождет. Дальше через год оно вон как вышло, сами знаете. Григорьевна умерла, меня вместо нее поставили. А какой из меня директор? Месяц не могу с новым физкультурником общий язык найти, эх-х, — отчаянно махнул рукой.

— Зря ты Андреич о себе так, лучше тебя я руководителя школы не помню. Ну, не буду тебя хвалить, зазнаешься еще! — улыбнулась Валентина.

— Пойду я тогда, пусть Господь помогает!

— Заходите, мама про вас спрашивала, чайку попьем!

Валя медленно шла и размышляла: «Если каждая встреча с человеком — это промысел Господа, как же слова Андреича коснулись меня? Что, если это пример жертвенности. Ведь совсем непросто поменять столичный институт, с карьерой ученого, на должность в деревенской школе. Сама то я не захотела сидеть с пеленками, да Сашку растить, все о карьере врача мечтала, может, потому он такой и вырос» — вздохнула и села на березовый пенек.

«Неужели Господь так отвечает на мои слезы. Что если хочет дать мне понять — Спустись к людям, не требуй от бабки Натальи, богословских вершин, с нее довольно яичка на Пасху и Отче Наш строго семь раз. Не мешай торговцу освятить магазин на удачную прибыль. Не требуй от мухи стать пчелой. Делай то, что поручено! С другими душами Я разберусь, кого и когда привести к познанию Истины!»

Дошла домой при луне, Машка уже храпела под одеялом. Поужинала и взялась за молитву:

— Господи Иисусе Христе…

Стрелка часов шагала в такт молитвы.

— … Помилуй мя грешную!

Время текло, ум погрузился в глубины сердца.

— Господи, — внезапно ощутила дыхание за спиной.

Обернулась назад и от ужаса вскрикнула:

— Господи! Ой! Машенька, что же это? Родная!

За Валиной скамеечкой, босыми ногами стояла Маша, глаза подергивались, наблюдая за точкой впереди, словно следили за сценой погони в кинофильме. В руке она крепко держала длинный кухонный нож.

Валя перекрестилась, затем перекрестила Машу, встала и разжала ее кулачок. С трудом вытащила нож за рукоятку и придерживая девочку за спину направила в сторону кровати, уложила и накрыла одеялом.

— Господи, бывает же такое?! — провела рукой по лицу, словно снимая захвативший ее ужас.

Продолжила молиться:

— Знаю, что не могу просить за родную мне душу, сердце болит, мучается ведь девочка от болезни. Вразуми! Как ей помочь, готова на все, на любую жертву, дай ответ!

Звонко пронеслось в голове:

— ДАЙ КРОВЬ И ПРИМИ ДУХ!

Немного посидела и легла спать с мыслями о молитве, Маше, словах Андреича.

Костыли за брата

Наступило утро, Валя проснулась от ароматов, выплывающих из кухни. В выходной день Маша кухарничала сама.

— Машенька, как ты, внученька моя?

— Бабуль, я отлично, спи еще, рано! Скоро пирог готов будет.

— Как ночью, хорошо спала?

— Ничего вроде бы, а что не так, что-то я делала странное? — заинтересованно обернулась Маша.

— Нет внученька, ничего, ничего, просто беспокоюсь по-старчески.

Уселись за стол, в дверь постучали. Маша открыла, за порогом стоял седой мужчина и придерживал мальчика на костылях.

— Здравствуйте, матушка, мы к вам. Можно?

Маша улыбнулась и пригласила:

— Проходите, откуда