Она нахмурилась.

– Вовсе нет. Я вышла из-за того стеллажа.

– Я бы услышала. Я не слышала ни шагов, ни…

– Послушай, – мягко сказала она. – Я ведь не спрашиваю, что ты ищешь, так? Останемся… не друзьями, быть может… но союзницами. Что скажешь? – Она протянула мне руку и, поколебавшись, я пожала её.

– Вот и хорошо, – она вздохнула с заметным облегчением, и я вдруг заметила, что косы её заплетены по-новому. Там, куда уходила Адела Ассели, она распускала волосы – а потом убирала их опять. Возможно, её тайной был всего лишь любовник… И, с учётом Рамрика, я её не винила.

Конечно, таинственного появления это не объясняло – но, в конце концов, всё это и вправду меня не касалось.

Однако если Адела думала, что я забуду об этом, – она меня плохо знала.

Унося из библиотеки перерисованные карты путей дравта, я продолжала думать о ней, об Анне, о липких прикосновениях Рамрика… О всё новых и новых нитях, переплетавшихся с моей… и – в это мне хотелось верить – ведущих к цели.

Унельм. Смерть

Одиннадцатый месяц 724 г. от начала Стужи

В этот раз Нижний город показался Унельму ещё опаснее, неприветливее, чем в прошлый. Может, дело было в погоде. Было холодно, холоднее, чем раньше – на лужах похрустывала корка льда, стёкла окон запотели. Пошёл снег – ближе к центру Химмельборга снега почти никогда не бывало, но здесь погодный контроль явно работал иначе. Все силы препаратов расходовались на то, чтобы согреть богатых горожан.

Унельм мёрз в своём толстом свитере под курткой и поднял воротник повыше. В том, чтобы уткнуться в него, спрятать нос, было что-то домашнее, из прошлого.

Он шёл быстро – ещё один вечный способ согреться, – но старался не слишком спешить. Не хочешь попасться хищнику – не беги и не петляй, как жертва. Это давалось с трудом – Ульм рад бы был нестись на встречу с Белым Верраном со всех ног.

У него было то, что нужно «владетелю» Нижнего города, – оставалось надеяться, что Олке до сих пор не заметил, что Унельм ходит в архив и хранилища, как к себе домой, используя их в целях, не связанных с расследованием.

«Косвенно связанных», – подумал Ульм и нервно усмехнулся.

Он выполнял ещё и просьбу Омилии – и узнал-таки кое-что любопытное о Магнусе. Что ж, Олке любил повторять, что их отдел служит истине – и Химмельнам. А Омилия – Химмельн, так ведь? В конечном счёте, он только служил своей будущей владетельнице.

Ему пришлось зайти дальше обычного – используя свой допуск, он прошёл в хранилище охранителей. Девушка на входе спросила, в курсе ли наставник Унельма, и тот кивнул. Новых расспросов не последовало, но то, что пришлось солгать, тяготило – хотелось верить, что у этой истории не будет продолжения.

Зато теперь он знал, когда, куда и каким поездом повезут людей Веррана, попавших за решётку его стараниями; знал даже номер вагона, в котором их, должно быть, закованных в цепи, отправят прямиком в крепость. Вот только доехать до крепости им не суждено – Верран вызволит их, и они, наверное, вернутся в Нижний город или укроются где-то на окраинах Кьертании – залягут на дно, может быть, надолго, а потом вернутся к своим контрабандным делам. Абсурдно, но Унельм поймал себя на том, что рад. Эти люди были не просто контрабандистами – оба собирались без колебаний убить его, чтобы скрыться от Охраны – и всё же он не испытывал никакой радости при мысли о том, что из-за него они обречены всё время до конца своих дней провести в крепости. Унельм представил себе, как бесконечно тянутся холодные, серые дни в неволе, и содрогнулся. Без цели, без смысла, без радости – и без единой надежды на то, что однажды хоть что-то изменится.

Но уже скоро он отдаст информацию Веррану и получит то, что ему нужно, взамен – и дальше, если ему повезёт, выйдет победителем, причём вдвойне. В недавних газетах Унельм прочитал, что награду за голову неуловимого убийцы удвоили. Магнус сказал ему правду… Он знал.

Сверхъестественная осведомлённость Магнуса тревожила Унельма всё сильней. Даже не попроси Омилия найти о нём что-то, он, наверное, попытался бы…

Но пока то, что ему удалось найти, не давало ответов – скорее, прибавляло вопросов. Судя по архивным записям, он и вправду вышел из низов. Более того, его жизненный путь начался куда хуже, чем у самого Унельма. Первая запись о нём касалась окраинного города под названием Гьюр. В раннем детстве Магнус оказался там, в сиротском приюте, носившем имя Ассели.

Кем были его родители, что с ними стало и почему Магнус перешёл под опеку Кьертании, узнать было невозможно – годы назад, когда Магнус уже покинул его, в приюте случился пожар. По счастью, ни дети, ни воспитатели не пострадали, зато – вот незадача – сгорели дотла все свежие записи, касавшиеся личных дел воспитанников. И как раз перед тем как очередная партия отчётов должна была отправиться с поездом в столицу, в центральный архив.

Печально… и удобно.

Унельм тщательно переписал скупые записи об этом для Омилии и переслал Веделе до того, как отправиться в Нижний город. В конце концов, кто мог знать, получится ли у него сделать это после?

У «Хлада» его поджидал человек Веррана – худощавый, тот же, что в прошлый раз.

– Вы как знали, что я приду, – заметил Унельм.

– Птичка напела, – хмыкнул тот, и Ульм заметил у него за плечом мальчика, того самого, что провожал его до границы Нижнего города. Мальчик застенчиво посматривал на него, робко улыбаясь и ковыряя носком прохудившегося ботинка мёрзлую землю. От его посиневших губ в воздух поднимался пар. На тонких ручках Унельм заметил кровоподтёки и ссадины. Мальчишки везде одинаковы – Ульм вспомнил все те драки, в которые встревал в детстве сам. Этот, правда, задирой не выглядел.

– Привет, – сказал Ульм мальчику, и тот улыбнулся шире.

– Привет, – прошелестел он в ответ. – Ты покажешь фокусы? Как в прошлый раз?

– Нам не до фокусов, – буркнул худощавый. – Ходу, ну.

Ульм и мальчик пошли следом за ним. Вид у мальца был несчастный, и на ходу Ульм вытащил у него из-за уха мелкую монетку и вручил ему. Глаза мальчика загорелись, и он вцепился в монету так, будто она могла вновь растаять в воздухе – на этот раз безо всякой помощи фокусника.

– Я её сохраню, –