—

Стихи выплыли из глубоких закоулков памяти, хотя Дарье никто и никогда их не присылал. С личной жизнью у нее не клеилось, несмотря на весь солидный опыт психолога. Или, может, именно поэтому. Сапожник без сапог, как известно, а у Амура нет времени на амуры. Однако она искренне радовалась за всех влюбленных.

— Алло, это снова я. Сережа, помните? Получилось! Она перезвонила и сказала, что даст мне второй шанс. Завтра свидание в парке, и я буду ждать хоть весь вечер. Хоть всю ночь, до утра. И мы будем вместе всю оставшуюся жизнь, как Пугачева и Киркоров!

Еще одна сказка закончилась хеппи-эндом. Часы пробили двенадцать раз, но карета не превратилась в тыкву, а хрустальные туфельки не натерли волдырей. Фея-крестная может заснуть со спокойной душой и надеяться, что до утра не будет экстренных вызовов.

Дзынь!

— Оператор 13…

— Сообщение для абонента 1234, — бледным голосом сказала женщина. — «Ты где?..»

— Простите, нам запрещено отправлять матерные слова.

— А если очень надо? Если это жизненно необходимо?

— Даже так? Хм… Я могу в виде исключения отправить слово «тварь» или «скотина». Хотя и за это премии лишат.

И тут собеседницу прорвало:

— Если бы он в час ночи домой не пришел, тогда был бы тварью или скотиной. А сейчас уже три. Понимаете? Я ведь волнуюсь, переживаю. Пусть пьет с дружками своими, алкоголиками проклятыми. Пусть даже с девкой какой-нибудь… Я ему потом все вихры повыдергаю и брошу к чертовой матери! Но только бы живой…

— Давно замужем?

— Десять лет.

— Часто он допоздна задерживается?

— В последнее время — стабильно, каждую пятницу.

— А вы ему постоянно устраиваете скандалы? И пилите потом все выходные?

— Потому что он ведет себя как… Простите, опять вырвалось. Ждать устала, понимаете? Не могу больше.

— Помните, как вы его называли до свадьбы?

— Как… что?

— Все влюбленные придумывают друг другу ласковые прозвища в знак того, что они перешли на особый уровень отношений. Стали близкими людьми. Даже если со стороны это кажется несусветной глупостью.

— А-а-а, вы про это, — тяжело вздохнула женщина. — Я уж давно не вспоминала…

— Зря не вспоминали. Наверняка с этими прозвищами связаны все ваши самые счастливые моменты.

— Да ладно вам. Было и было, быльем заросло…

— Признайтесь, я никому не скажу.

— Ну, раз и вправду важно… Я его называла Чингачгук. Муж в молодости был похож на актера югославского…

— Гойко Митича.

— Точно, такие же длинные волосы носил.

— Отлично! Тогда давайте сочиним такое сообщение. — Дарья торопливо набрала текст: — «Чингачгук, возвращайся скорее в родной вигвам, любящая скво ждет тебя». Отправляем?

— А это не слишком… глупо? — Голос по-прежнему блеклый, но в нем уже угадывались улыбчивые интонации.

— Представьте, что это заклинание. Волшебные слова, которые вернут вашему мужу ощущение счастья. Он-то сидит с друзьями, тянет время и настраивается на очередной скандал, а тут такое. Примчится через полчаса, как юный индеец!

— Хотелось бы верить…

И уже почти опустив трубку на рычаг, вдруг спохватилась:

— Алло! Тринадцатая, вы еще слушаете? Спасибо…

Утром Дарью разбудило привычное громкое пыхтение на лестнице: Тариэл Автандилович взбирался на второй этаж. Распахнув дверь, он сразу начал возмущаться:

— Вах! Что творят, да?! Ты слышала, эти отмороженные финны выпустили карманный телефон, который стоит дешевле пейджера. Зря говорят, что число Антихриста — три шестерки. На самом деле, это 3210!

— Что еще за 3210?

— Модель телефона. Вдумайся, 3–2—1—0… Это же обратный отсчет. А потом — взрыв. Бабах! Помяни мое слово: совсем скоро эта зараза будет тренькать в кармане у каждого второго в нашем городе. А я разорюсь и по миру пойду!

Это еще полбеды. Гораздо хуже, что теперь люди начнут звонить и писать сообщения друг другу в любое время дня и ночи. Сами, без посредников. Без тормозов. Всякую гнусь. Некому будет смягчить, подсказать… Семейные ценности, духовные скрепы — все полетит под откос.

Дарья машинально отправила всем абонентам прогноз погоды на день и оглядела каморку, в которой ютилась пейджинговая компания. Перекрасить стены, повесить лампу с зеленым абажуром — получится кабинет психологической помощи.

— Тариэл Автандилович, сможете достать мне белый халат? А вот в этот угол надо поставить мягкую кушетку или диван. Кажется, я знаю, как спасти ваш бизнес…

До 90-х студент-химик, 90-е — бухгалтер, 2000-е — предприниматель.

«Кеша хоррроший, Кеша крррасавец, ну, пожалуйста, повтори!»

Эту фразу я слышала почти ежедневно в течение нескольких лет — ее на разные голоса и лады произносили у меня над ухом все сотрудники нашего туристического агентства.

Красавец Кеша, попугай Ара, разноцветный мой сосед по рабочему месту, никак не хотел запоминать человеческие слова. Хозяева завели его в попытке создать атмосферу дальних странствий на наших «клиентских» кожаных креслах, но чаще Кеша «срабатывал» с точностью до наоборот. Он смотрел вокруг нечеловеческими глазами и часто и громко кричал нечеловеческим голосом.

— Кого вы там режете? — испуганно спрашивали клиенты, прежде чем повесить трубку навсегда.

Так что наши менеджеры, продающие туристические поездки, были очень заинтересованы в том, чтобы Кеша, наконец, заговорил. Или хотя бы молчал. Но Кеша орал как резаный — ему хотелось свободы, а не сидеть в золоченой клетке размером с холодильник, за частым забором прутьев толщиной с указательный палец.

Мне тоже страсть как хотелось утихомирить Кешу, хоть моя зарплата и не зависела от продаж турпутевок, просто потому что ко мне он был ближе всех — мой стол был отгорожен от общего зала жидким рядочком пальм и Кешиной клеткой. В турагентстве я работала бухгалтером, главным и единственным.

В 90-м я закончила школу, поступила на химический факультет МГУ и страшно этим гордилась, представляя себе, как буду в белом халате ставить опыты, придумывать новые реакции и материалы, или что-то еще в этом роде, страшно интересное. И дед мой и прадед занимались ровно тем же самым, да и я не просто так училась в химической спецшколе — химия мне очень нравилась.

Одного я не могла предвидеть — как раз во время моей учебы над страной разразились 90-е и к ее окончанию молодые ученые оказались совершенно никому не нужны. Впрочем, я тогда не слишком сильно об этом переживала, жизнь вокруг была слишком интересной. Менялось все вокруг — появлялись кафешки, рынки около метро, ларьки с пиццей, шаурмой и кока-колой, а на Пушкинской площади открылся первый «Макдоналдс». Весь этот ширпотреб казался нам ярким и заграничным, но цены кусались — повышенной стипендии не хватало даже на столовские обеды, а уж съесть бигмак было и вовсе непозволительной роскошью. В новом же мире очень хотелось что-то эдакое на себя нацепить, чтоб поярче и поиностраннее. Родители, научные сотрудники, с трудом сводили концы с концами, и иногда мама даже подключалась к моей опросной беготне. Как-то они покупали папе зимние саламандровские ботинки — за них пришлось выложить почти всю зарплату. Просить у них денег казалось невозможным, и не потому, что не дадут — они бы дали, а потому, что я сама не могла разрешить себе их потратить на какую-нибудь фигню вроде одежек и косметики. Тем не менее вся эта чешуя казалась мне абсолютно необходимой, и неважно, что ее попугайская сущность ничуть меня не украшала.