— Ты же слышал. Или думаешь, без указания мэра такое возможно? Народ начинает тикать, когда видит, что все потеряно и начальство спасает свои задницы.

— Возможно, — не согласился с ним Володя, — правда, для этого необходимо землетрясение или наводнение.

— Не гони волну приятель, — предупредил Дима. — Ты против моего предположения?

— Да нет, почему же, — пошел на попятный Володя, который не видел причины спорить по такому пустяку. — Никаких стихийных действий я не вижу, значит, бегство организовали. Меня другое волнует — а ходят ли поезда?

— Ходили же, — испугался Дима. Он, не прячась за спины других при встрече с орками и схватках с бандитами и хулиганами, тешил себя возможностью в нужный момент отступить, отправившись из города на поезде. Хотя это был совершенно крайний случай, но все-таки. Володя разрушал своими словами последнее «прости» ушедшей эпохи. Исчезала грань, которая могла превратить их из удачливых бойцов в смертников.

— Ходили, — пробурчал Володя. — Пошли в ментовку, пока и она не ушла.

— Козлы! — Встретил их «приветливым» возгласом Безматерных, встретив у входа в здание ГОВД.

Студенты, не понимая такой немилости, слегка попятились. Дима инстинктивно потянулся к секире, висящей у него за спиной, — как человек практичный, он приделал к ней ремень. Володя в подобном движении не нуждался, секира и так была в его руках. Он лишь нахмурился, пытаясь понять недовольство подполковника. Как бы у мента крыша не поехала вследствие необходимости много думать.

— Нет, ну какие же козлы! — Продолжал бушевать Безматерных. — Вы чего стоите, пошли со мной.

До студентов дошло, что к домашним животным, с которых молока никогда не дождешься, причисляют явно не их. Они вошли в его кабинет и уселись на стулья у двери. Володя, успокоившись, следил за подполковником с все возрастающим любопытством. До какого же состояния можно довести милицейского чиновника, чтобы он открыто выражал свои чувства в адрес, как чувствовалось из интонации — настолько она была безнадежной — начальства. Правильно, дубинкой его по спине не огреешь, в КПЗ не посадишь, остается бессильно материться. Но раньше он ругался без присутствия в его кабинете студентов. Во всяком случае, Володя его таким не видел.

— Достали, — сообщил Безматерных дружинникам. — Не руководство у нас, а дерьмо. Область дала команду на эвакуацию и распространила этот приказ по радио и телевидению. По улицам рано утром машины с мегафонами ходили и всем объявляли, кто был не в состоянии узнать через средства массовой информации. А потом оказалось, — подполковник едва не задохнулся от негодования, — что увозить людей не на чем. Никакой подготовки не проводилось. Автотранспорт с восходом солнца в черте города почти полностью встал, а еще вчера вечером перестали ходить поезда. Представляете, какая давка на вокзале?

Вопрос был риторическим. Безматерных просто устал от своего скользкого начальника, на глазах разваливающегося, от бестолкового городского и областного руководства, вначале дающего указание, и только потом думающего о возможности его исполнения, а в основном заботящегося о сохранении собственного имущества и, при возможности, его дальнейшего пополнения. Своим жаловаться опасно. К тому же здание практически опустело — Безматерных всех отправил в горячие точки города, в том числе и на вокзал. Сам он собирался туда же. Ему было понятно, что бегство населения из города не остановить. Его хотя бы кое-как организовать. Идти придется пешком дня два-три, пока люди выйдут за пределы Зоны.

— Вот что, студенты, — объявил подполковник, — поехали-ка… пошли-ка со мной на вокзал. Посмотрите, что там творится.

«Зачем нам за тобой таскаться, — тоскливо подумал Володя. — Ну Димка, ну гад. Оставил бы меня в общаге. Я же не какой-то старший дружины, чтобы быть хвостом главнокомандующего».

Дима, почувствовав настроение товарища, толкнул его локтем в бок — мол, держись, оркобойца. Володя кисло улыбнулся. Эх, начальничек, не неволь, отпусти подобру-поздорову… Не отпустит же, сукин сын.

Выйдя на улицу, Безматерных по привычке направился к автомобильной стоянке, потом опомнился и улыбнулся не менее кисло, чем Володя.

— Ты хоть бы одну машину на ходу оставил, — укоризненно сказал он ему, словно это было в воле студента.

Володя только развел руками. Что поделаешь, стихия.

До вокзала они добирались почти полчаса. Народа на улицах болталось столько, словно все горожане покинули жилье. Впрочем, возможно, так и было. Тех, кто не слишком беспокоился об эвакуации, подстегивали на работе, а детей — в школе. Механизм бегства, запущенный сверху, продолжал нагнетать панику, заставляя людей торопливо собираться и спешить к вокзалу, чтобы там присоединиться к бесконечной толпе.

Безматерных, чем они ближе подходили к вокзалу, тем откровеннее матерился, не взирая на присутствующих. Хотя он не особо выделялся среди них — густой мат ничего не понимающих и уже начинающих отчаиваться людей пропитал всю округу.

Поняв, что на сам вокзал ему не проникнуть, не пройти даже к вокзальной площади, Безматерных вытащил из притороченной к боку сумки рацию и попытался связаться со своими подчиненными. Бесполезно, рация не работала. Подполковник только вздохнул, устав ругаться.

— Ребята, вы постойте здесь, а я попытаюсь со своими связаться, — сказал он и двинулся в противоположную сторону от вокзала. Туда еще можно было отойти.

— Дожили, — вдруг выругался Дима.

— До чего? — Вяло поинтересовался Володя. Ему страшно не хотелось здесь оставаться. Нехорошие предчувствия навевали тоску и даже страх.

— До всего этого, — Дима обвел рукой окрестности.

Радоваться действительно нечему. Сдернутые с места люди, полные страха, ожидания эвакуации, бессильно толпились и постепенно раздражались безделием властей, заставивших их отправиться к вокзалу. Принятая на грудь по традиционному обычаю водка еще более распаляла.

Володя почувствовал, что вскоре кое-кто может от слов перейти к делу, «оскорблению действием» властей. Поскольку они, вооруженные секирами, в какой-то мере подходили под представителей этой самой власти, следовало побеспокоиться о целости своей шкуры.

— Эй вы, бездельники хреновы, почему такой бардак? — Обратился к ним плюгавенький мужичок бомжеватого вида. Вряд ли он собирался куда-то улепетывать — на вокзал его привело желание на халяву надраться. Люди в критический