Генерал Лагутин, не особенно скрываясь, зевнул в ладонь.

— Устал, — сообщил он. — Котелок совсем не варит. Никак не пойму, что происходит: то ли ты, Федор Филиппович, пытаешься заговорить мне зубы, то ли приболел. Видок у тебя, прямо скажем, неважнецкий, а уж разговоры… Паранойя — друг чекиста. Не напомнишь, чья это любимая поговорка? Правильно, твоя. Давай-ка, товарищ генерал, мы с тобой вернемся к этому разговору чуточку позже. Нам обоим надо выспаться и собраться с мыслями, а то у нас тут такие дела, что скоро половина управления, как ты, заговорит: тревога, нас атакуют пришельцы!

— Знаю я про ваши дела, — сообщил генерал Потапчук. — Причем знаю поболее вас всех, вместе взятых.

— Ишь ты, — полунасмешливо обронил Лагутин. — Час от часу не легче! Вот уж, действительно, в каждой шутке есть доля шутки. Суровцев-то, оказывается, был прав, когда предположил, что этот чертов тротил в вестибюле — твоих рук дело! Ну, что ты так смотришь? Ты же сам, лично его предупредил: нас слушают. Конечно, слушают, а как же иначе! Не хочу тебя обидеть, Федор Филиппович, но с тобой явно что-то не в порядке. Или в той анонимке все до последнего слова правда, и ты теперь нарочно под дурачка косишь, чтобы признали невменяемым? Молодец, тонко работаешь! Издалека, понемногу, не переигрывая — слово за слово, а там и до приступов буйства недалеко… Как бухгалтер Берлага: верните мне моих слонов!

— Слонов так слонов, — сказал Потапчук. — Хамить пожилому человеку нехорошо, но перевоспитывать вас, товарищ генерал-полковник, поздно, да и не моя это, слава Богу, забота. — Порывшись во внутреннем кармане пиджака, он достал оттуда и протянул Лагутину сложенный вчетверо лист бумаги. — Вот тебе твои слоны, Петр Васильевич. Просто чтобы ты не держал меня за старого дурака, у которого крыша поехала. И чтобы, перестав заниматься ерундой, нашел время спокойно меня выслушать и принял хотя бы самые элементарные меры предосторожности. Ну, и для пользы дела, конечно.

— Что это? — не делая попытки взять протянутую бумагу, настороженно спросил Лагутин.

— Имя и краткий перечень особых заслуг одного нашего хозяйственного деятеля, — сказал Федор Филиппович. — В ходе обеих чеченских кампаний и в промежутке между ними он такого наворотил, что, когда ему об этом напомнили, организовал всем московским силовикам веселую ночку, даже ни разу не пикнув. Вот что значит знать нужных людей и уметь найти к ним правильный подход. Бери, бери, а то, пока вы его будете самостоятельно вычислять, он пешком до Тимбукту добежит. Да он и так, наверное, уже на полпути.

— Использовал, а теперь сдаешь со всеми потрохами?

— Это обычная практика, ты не находишь? И потом, он не мой сотрудник, не мой агент, а просто проворовавшийся интендант, изменник, продававший боевикам оружие, из которого стреляли в наших ребят. Ему никто ничего не обещал, это во-первых. А во-вторых, сколь веревочке ни виться… Не век же ему жировать!

— Ладно… — Петр Васильевич, наконец, принял у Потапчука бумагу, развернул, недоверчиво глядя на собеседника исподлобья, опустил взгляд и быстро пробежал глазами текст. Лицо у него дрогнуло и изменилось, мгновенно превратившись в каменную маску с трудом сдерживаемой ярости. — Это правда?

— Часть этих сведений подтверждена документально, — сказал Потапчук, — и документы эти будут предъявлены по первому требованию. Да они и не понадобятся. Поймай его, возьми покрепче за хобот, и он все выложит раньше, чем ты успеешь хотя бы разок ударить его мордой об стол.

Лагутина убедили не столько конспективно изложенные на бумаге факты, сколько спокойная уверенность, звучавшая в словах Федора Филипповича, и брезгливое выражение его осунувшегося после бессонной ночи лица. Сунув листок в карман, он вооружился мобильным телефоном и не терпящим пререканий тоном отдал приказ о задержании.

— Распорядись заодно проверить прилегающую к твоему дому территорию и крыши соседних строений, — негромко посоветовал стоявший у него за спиной с праздным, отсутствующим видом Потапчук.

Петр Васильевич обернулся через плечо и вперил в него тяжелый, недоверчивый взгляд исподлобья.

— Ну, что тебе, трудно, что ли? — почти умоляюще произнес Федор Филиппович. — Ведь вся эта свистопляска с тротилом была затеяна одним хорошим человеком исключительно затем, чтобы задержать тебя на службе и выиграть хоть немного времени. Выиграть как раз для того, чтобы ты успел отдать этот пустяковый приказ — пошарить по крышам и чердакам и дать собачкам внимательно обнюхать кустики вдоль забора. Зачем же пускать столько трудов насмарку? Это ведь в твоих же интересах!

— Отдам, — помедлив, пообещал генерал Лагутин. — После того, как ты подробно объяснишь, что, по твоему мнению, происходит.

— Ага, — с грустным торжеством констатировал Потапчук, — вот ты уже и заинтересовался моим мнением. Раз так, раз меня перестали, как булгаковского поэта Бездомного, рядить в сумасшедшие, грех не поторговаться. Отдай приказ, Петр Васильевич. Сначала приказ, а потом рассказ. Уступка-то пустяковая, а мне, старику, сразу станет спокойнее, что не зря старался. Ты хотя бы представляешь, что такое в моем возрасте ночью проехать полтораста верст на заднем сиденье мотоцикла?

— Мотоцикла?! — не поверил своим ушам Лагутин.

— Шоссейного байка, — уточнил Потапчук.

— Да, это меняет дело, — сказал Лагутин и снова потянулся за телефоном.

Федор Филиппович едва заметно отрицательно покачал головой.

— Ну да, действительно, — сказал генерал Лагутин. — Черт, совсем вы мне голову заморочили со своим тротилом, террористы доморощенные!

Он быстрым шагом вернулся к своей машине, вооружился микрофоном рации и, перейдя на резервную частоту, отдал необходимые распоряжения. Потом не без некоторого труда заставил водителя вернуться за руль, закрыть за собой дверцу и поднять стекло — он уже и так чересчур много увидел и услышал, а продолжение, судя по преамбуле, обещало стать еще интереснее.

Федор Филиппович, по всей видимости, придерживался точно такого же мнения.

— Давай-ка немного пройдемся пешком, — предложил он, когда Лагутин вернулся. — А то торчим здесь, посреди дороги, как воротные столбы. Весь проезд перегородили — того и гляди, кто-нибудь гаишников вызовет, а то и в драку полезет!

Предположение, при всей его вздорности, было небезосновательное. Их машины стояли вкривь и вкось, частично перекрыв узкую, основательно загроможденную припаркованными автомобилями улицу, и, чтобы разъехаться на заблокированном ими участке, другим водителям приходилось останавливаться и пропускать друг друга. Столичное утро понемногу набирало обороты, движение даже здесь, в тихой боковой улочке, становилось все более интенсивным, и созданное смелым маневром водителя «БМВ» маленькое неудобство грозило вот-вот перерасти в серьезную проблему. Проблем у генералов хватало и без разборок с нервными московскими автомобилистами; Петр Васильевич кивнул в знак согласия, и они рука об руку двинулись вдоль тротуара туда, где за недалеким уже перекрестком призывно зеленел небольшой уютный скверик.