Не поверишь, по глазам вижу. Глаза у тебя умные, сынок.

– Ну… – пожал плечами Кохман.

– Говорят, ты ученый.

– Кандидат наук.

– Ая-яй. Всегда мечтал, чтобы кто-то из детей профессором стал. Чтобы тайны у природы выведывал. Это интересно. Похвально.

– Только не платят ни шиша.

– Ах, эти деньги. Не в них счастье… И что, можешь там мешать всякие вещества-мещества? Золото-молото делать?

– Я не алхимик, а химик.

– Плохо я в школе учился. Все забыл. Давно это было. Чем в лаборатории-то занимался?

– Тема на грани фармакологии и химии. Создавали новые вещества, воздействующие на нервную систему человека.

– Регуляторные пептиды? Колдовали над адренокортикотропными гормонами? – вдруг выдал Амаров.

Кохман изумленно посмотрел на него и произнес:

– Не совсем. Над пептидами работала четвертая группа профессора Голдина. У них что-то получалось. Но мы не в курсе. В «берлоге» вели два класса разработок. Мы работали над препаратами класса ЛСД. Были интересные подвижки, но мы только начали нащупывать тропинку. А группа Голдина вроде вышла на магистральный путь.

– На какой? – осведомился Амаров.

– Пептиды раньше воспринимали как не слишком перспективное направление с точки зрения практики. Но они стали получать результаты. Кстати, недавно в одном из НИИ создано первое пептидное нейротропное лекарство.

– Семакс? – спросил Амаров.

– Да. Точнее, считается, что оно первое… Правда, продукцию Голдина лекарством не назовешь.

– В записях, в аппаратуре их можешь разоб-раться?

– Где она, та аппаратура?

– Будет.

– Попытаюсь. Если есть лабораторные журналы. И описание процесса. Иначе придется впотьмах бродить.

– Будут записи. Будет описание.

– Хорошо.

– И, сынок, молю тебя. Не пей так много. Молодой, красивый. Скоро разбогатеешь. Зачем все это на водку менять?

Кохман пожал плечами.

Амаров попрощался с ним за руку и вышел из квартиры.

– Ну что, могу поздравить с приемом на службу, – доброжелательно улыбнулся Шарифов.

– Трудовая книжка дома осталась. – Кохман улыбнулся в ответ, но его улыбка вышла немножко затравленной.

– Зато голова при тебе.

* * *

– Что, герой, ждешь награду? – Бандера мрачно оглядывал стоящего в центре комнаты Влада.

– Никак нет.

– Правильно, – кивнул вор в законе. – Ты зачем мальчиков обидел?

– Они напали на меня. Устроили драку в баре.

– В «Наслаждении»?

– Да.

– Тебя это волновало?

– Нет. Пока со мной не поздоровались по голове кастетом.

– Кастетом, – усмехнулся Бандера. – У тебя что, язык отсох? Ты не мог приказать им убраться?

– Как?

– Моим именем! Или именем Алтайца! – Вор в законе кивнул на своего помощника.

– Они вряд ли стали бы слушать, – возразил Влад. – Им хотелось драки. Они ее получили.

– Получили. Все в больнице. Мне не нравится, когда число моих людей убывает в стычках друг с другом.

– Они вели себя как скоты. Дело могло кончиться большой кровью.

– А ты милиционер? Рейнджер, я требую от моих людей много. Но и разрешаю им много. Они знают: в этой Тмутаракани главная фигура – я. Как все солдаты, они могут кое-что позволить себе в этом городе. Они верны мне и больше никому. Наказываю их только я. Я – положенец. Все в моих руках.

– Я понял, – кивнул Влад. – Больше не повторится.

Бандера прошелся по комнате и грузно уселся в кресло, улыбнулся, разглядывая Влада.

– Ладно. Может, ты был и не так уж не прав. Лучше скажи, как ты умудрился сделать четверых «быков», которым палец в рот не клади.

– Меня учили этому.

– Хорошо учили.

– Они ввалились пьяные. Держались самоуверенно. Они в больнице. Все естественно.

– А я бы на месте Рейнджера их убил, – зло произнес Алтаец.

– Поубиваем всех, с кем останемся?

– Толку с этой мрази, если они даже кулаками махать не умеют.

– Кое-что умеют, – махнул рукой Бандера.

– Цхинвальца нам хватило. Еще с этим мусором человеческим возиться. Я бы половину из них в расход вывел.

– Где-то ты прав. Порядок в городе надо навести. Дали «шестеркам» расслабиться. Еще возомнят о себе невесть что…

– Что прикажешь с ними делать? – спросил Алтаец.

– Кто там главный был?

– Шварц.

– Где он сейчас?

– В больнице. Месяца на два минимум. Что, в морг его перевести?

– Безжалостный ты человек, Алтаец. Пусть живет. Тачку, цепь златую, деньги – все с него снимаем. Уволен без выходного пособия.

– Сделаем.

– Ладно, герой, отвали с глаз долой. Не хочу тебя видеть, – махнул рукой Бандера. – Но машешься ты хорошо.

– Слишком хорошо, – произнес Алтаец, и в его голосе слышалось сомнение.

* * *

– Ну, как твоя разведка? – спросил Амаров, поглаживая по плечам блондинку, устроившуюся у него на коленях.

На него накатила какая-то светлая тоска. Время от времени она овладевала им, хотелось чего-то необычного, какой-то романтики. На него находили ностальгические воспоминания о молодости, и тогда он становился особо любвеобильным. В такие моменты вокруг него крутились две белокурые шлюхи, ублажали его.

– Порядок. – Шарифов поставил «дипломат» и уселся в кресло напротив шефа. Вопросительно посмотрел на блондинку.

– Иди, Надя, – кивнул Амаров.

– Но…

– Иди, сладкая моя. Погуляй, – настойчиво произнес Амаров, сгоняя ее с колен, как кошку.

Надя с неохотой поднялась и вышла из комнаты.

– Красавица, – посмотрел ей вслед Амаров. – Спортсменка.

– Комсомолка.

– Нет, тогда уже комсомола не было.

– Первый разряд на сексодроме, – хмыкнул Шарифов, но тут же посуровел, наткнувшись на холодный взор Амарова.

– Язык не хобот, Сахиб. Длиннее – не значит лучше.

– Простите, Ровшан Магомедович, – покорно потупился Шарифов, и хозяин, довольный, кивнул.

– Ладно. Давай, что у тебя.

– Наши люди сумели подобраться к этой «берлоге».

– И что, там правда лаборатория?

– Очень похоже. Я видел подобные объекты.

– Как это выглядит?

– Фермерское хозяйство на отшибе. Гараж. Свинарник. Два «уазика». Ржавый трактор. Пустой загон для лошадей. Деревянный дом. И все это – камуфляж.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что это не хозяйство. Потому что люди проваливаются там под землю.

– Да?

– Именно там, где по плану проход в подземный комплекс. Клянусь.

– Наших людей не заметили?

– Нет. Уверен.

– Почему?

– Иначе они оттуда не выбрались бы.

– Смотри, сынок.

– Я гарантирую.

– И что дальше?

– Можно подумать о том, чтобы начать действовать.

– Я подумаю, – кивнул Амаров. Думать своего помощника он не призывал. Не его это дело. Дело хозяина – решать. Только потом слуги будут думать. Когда прикажут.

Амаров потянулся к пульту дистанционного управления, нажал на кнопку. Вспыхнул экран телевизора. По Российской программе шел час видеоклипов. Помещение наполнил тонкий голос Люды Кош:

– «Эти милые кудряшки…»

– Ая-яй, – покачал головой Амаров, глядя, как чьи-то темные жилистые руки ласкают обнаженную спину Люды.

– Неплохая кошка, – сказал Шарифов.

– Ух, – выдохнул Амаров. – Блондинка. Тонкая, как тростиночка. Хороша.

– Через три дня приезжает к нам на гастроли.

– Да? – с еще большим интересом посмотрел на экран Амаров. Мелькнула упругая грудь певицы, и азербайджанец покачал головой. – Блондинка.

На него с новой силой нахлынули романтические чувства.

– Я пошел? – спросил Шарифов.

– Иди, Сахиб. Иди, дорогой. – Амаров устремил свой взор куда-то вдаль.

Шарифов вышел из комнаты. Посмотрел на забравшуюся с ногами на диван блондинку. Та зло переворачивала страницы «Космополитена», при этом