Словно бы не она каких-то пять минут назад сдирала с Себастьяна одежду. – Успокойся, ладно?…

Себастьян нервно усмехнулся. «Успокоиться» вышло так себе. Бездна, да это вообще невозможно, когда рядом с тобой – под тобой – твоя гребаная волшебная фея. Не обиженная и злющая, будто норовящая сожрать (но, что уж там, горячая, как все Инферно разом), а привычная и уже такая родная – ласковая, добрая, внимательная и самую малость вздорная.

Та самая Мэйр, в которую Себастьян так по-идиотски втрескался.

И которая, вдруг хитро прищурив глаза, улыбнулась, чтобы в следующий миг раскрыть перед ним свое сознание, позволить рухнуть в ее мысли и фантазии. Себастьян видел, как образы перед глазами оживают, как Мэйр – то ли настоящая, то ли та, из воображения, сгибает ноги в коленях и разводит их в стороны. Как тянет руки вниз, свои и его, предлагает войти, для начала пальцами, потому что ей нравятся пальцы Себастьяна, и она думала о том, какие они в деле, с самого начала.

О, боги, если Себастьян кончит прямо сейчас, вины его в этом нет ни капли. Все происходящее странно, необычно и не так, как это могло бы быть с любой другой девушкой. Но просто потрясающе, потому что, ну, в самом деле, не просто же так Мэйр прогибается в пояснице и стонет. И тянется, тянется к нему, цепляется за плечи и целует, глубоко и влажно, когда Себастьян входит в нее. Сознание улетает куда-то, магия внутри клубится, переливается золотыми искрами, не толкает и никуда не рвется, ведь ей тоже нравится.

– Хватит, – просит он, не узнавая собственного хриплого голоса. – Я понял, Мэйр…

А Мэйр уже все равно – это заметно по шалым глазам, по вздымающейся лихорадочно груди, по тому, как она двигается навстречу, разрешая быть быстрее. Себастьян чувствует укус на своей шее и улыбается, ведет рукой по гладкому бедру, сильнее сгибая ногу. Борется с собой еще немного, и решается, накрывая губами мочку острого уха.

Мэйр снова стонет – низко, тихо, бьет рукой по постели и сгребает простынь в горсть. Ткань трещит, а Себастьян… Бездна, что еще остается Себастьяну, кроме как терять голову, целовать, гладить, и двигаться, вбиваясь все сильнее в такое податливое, такое гибкое тело? Все это ненадолго – он чувствует, что вот-вот взорвется, но терпит, шепчет в губы, шею и ключицы Мэйр, как же ему хорошо, какая она волшебная.

Какая она его, от кончиков длинных пальцев до острых ушей. И что он ее никому и никогда не отдаст.

Себастьян не понял, сколько времени уже лежит вот так, свалившись на Мэйр и прижимая ее к постели. Чувствовать что-либо он начал, только когда ее ладонь уперлась в плечо, мягко отстраняя.

– Извини, я сейчас, – прошептал он. Точнее, выдохнул, потому что голос совершенно не желал слушаться.

Кажется, Мэйр на это только рассмеялась, тихо и устало, но так тепло, что Себастьян не утерпел – скатился с нее и тут же прижал к себе, сам перекинул ее ногу через свое колено, чтобы быть еще ближе. Устроил ладонь на ее бедре и принялся рассеянно поглаживать.

Ему было хорошо. Так хорошо, как не было уже давно. И дело не только в сексе и горячем теле Мэйр, которая недовольно сопела под боком, пытаясь устроиться удобнее. Но… Себастьян ощущал, что именно сейчас у него появился дом. Странный, окруженный жутковатым лесом с живущими в нем невиданными существами.

С феей, которую так хочется… Да просто хочется, во всех смыслах этого слова. Себастьян наклонился, чтобы поцеловать лохматую макушку, и вытащил из-под себя одеяло, чтобы укрыть их обоих.

– Ты потрясающая, – в который уже раз повторил он, с удовольствием подмечая, как краснеют кончики ушей.

– Заткнись уже.

– Но тебе же нравится!

Мэйр проворчала что-то ему в плечо, но Себастьян буквально услышал в ее голосе улыбку.

– Да спи же ты, несчастье мое.

И он послушался – уснул быстро, успев только покрепче прижать к себе свою фею – чтобы не сбежала. А то кто их знает, этих хозяев волшебного леса?

* * *

Сказать, что сон не шел, было бы преуменьшением века. Устав крутиться с боку на бок, Мэйр побежала из кровати едва ли не вприпрыжку. По пути беззвучно ругаясь и силясь отыскать одежду – не свою, так хоть какую-нибудь. Рубашка точно попалась не ее: даже если не глядеть на размер, наполовину оторванный рукав решительно не оставлял никаких сомнений.

Да и вся ситуация, что называется, недвусмысленная.

– Ох, дерьмо, вот я вляпалась-то… – почти жалобно прошептала Мэйр, комкая в пальцах и без того увечную тряпку. А потом со вздохом набросила ее на плечи и поплелась в кладовку. – Бездна, я с этим засранцем точно сопьюсь.

Помянутый засранец, по счастью, спал не так чутко, как обычно. И на ее позорное бегство даже не пошевелился.

Умаялся, бедняжка, чтоб ему…

Мэйр выдернула пробку из первой попавшейся пузатой бутыли, задумчиво понюхала – грушевое, надо же, – и сделала глоток прямо из горла, чего за ней раньше не водилось. Равно как и впихиваться в шмотки с чужого плеча…

Она сердито мотнула головой, не настроенная дальше размышлять на эту тему. Однако из бутылки пить не хотелось, так что она захватила на кухне чашку и с чувством выполненного долга выставила всю свою нехитрую добычу на чайный столик. А сама принялась ворошить едва тлеющие угли в камине, да с таким остервенением, будто те в чем-то перед ней провинились.

Между тем, если кто и виноват, то только она сама.

Больно закусив губу, Мэйр подбросила в камин парочку поленьев. Чугунная поленница, раньше то и дело пустовавшая, ныне забита доверху: Себастьян категорически не желал, чтобы его «фея» – вот же дурацкая кличка, прилипла намертво! – мерзла из-за собственной рассеянности. А если Себастьян чего-то не желает, переубедить его можно только кувалдой по башке. Да и то не факт.

Плюхнувшись прямо на пол возле камина, Мэйр подозвала к себе чашку и сделала хороший глоток. Сладкое грушевое вино, без того слабенькое, уже порядком выдохлось; но на такую бездарную выпивоху должно было хватить с избытком. А там и спать можно: легкий алкогольный туман неплохо разгоняет всякие раздражающие мысли. Думать не хотелось вообще ни о чем, и уж тем более о… о том, что произошло.

«О том, что ты переспала со своим пациентом? – Круглая отличница Мэйр Макинтайр предпочитала выражать свои мысли ясно и точно. – Или о том, что, ясен хрен, переспишь с ним еще не раз, не