Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До боли сжав челюсти, чтобы сдержаться и не выдать своих истинных чувств ей, Измайлов лишь глухо произнес:
— Я не понимаю, что вы еще хотите от меня, сударыня? Я вам уже все сказал.
— Я могла бы стать вам самой послушной и верной женой, быть ласковой с вами и всецело принадлежать вам и только вам.
— Поверьте, я не страдаю от нехватки женского внимания, — быстро выпалил Кирилл, окончательно теряя голову от ее слов.
Молодой человек чувствовал, что его рассудок находится на грани помешательства.
— Когда-то вы находили меня прелестной, — произнесла она тихо, опуская глаза.
Слышать это было невыносимо для Измайлова.
— Мои чувства к вами давно изменились, мадмуазель, не стоит поминать прошлое, — выпалил он раздраженно и, высвободив свой локоть из хвата ее ручки, вновь двинуться с места в направлении двери, но услышал за своей спиной шорох.
— Умоляю вас, Кирилл Григорьевич, смилуйтесь! — трагично пролепетала Оленька, закрыв лицо руками и медленно опускаясь на колени на ковер. — Вы один можете помочь нам. Мы так несчастны.
Измайлов инстинктивно обернулся и увидел, как Оленька опустилась на колени. Ее стройная фигурка сгорбилась, и она, уткнув лицо в ладони, видимо, заплакала. Не в силах видеть все это, Кирилл безумными глазами взирал на склоненную перед ним прелестницу и ощущал, что она не просто в его руках, а полностью в его власти. Эта ледяная неприступная красавица теперь могла принадлежать ему, только ему. Все ее слова, которые она только что произнесла, сумбурным вихрем носились в его голове, а внутренний голос кричал ему прямо в сердце: «Вот она! Твоя, готовая на все! На все! Ты так долго ждал ее, тосковал, жаждал, страдал. Бери! Бери ее за себя, пока она в твоих руках, пока сама предлагает венчаться!»
Эти безумные мысли закружили голову молодого человека настолько, что он как-то глупо победно заулыбался, смотря на ее склоненную головку. Но он вновь осек себя, думая о том, что эта несносная кокетка за все его унижения не должна так быстро получить желаемое. В противном случае «урок» будет напрасным.
— Я говорил, что когда-нибудь вы будете на коленях у моих ног. Что ж, я оказался прав.
Резко подняв голову, она вскинула на него влажные горящие глаза.
— Давайте, бейте меня словами, пренебрегайте, сколько вам угодно, милостивый государь! — вскрикнула порывисто она. — Только прошу, помилуйте моего отца! Он не переживет нищеты!
Нет она не была сломлена, как отчетливо увидел Измайлов, она просто поняла, что следует теперь прогнуться, выполнить все его условия, чтобы получить желаемое. Потому так и вела себя — всеми средствами шла напролом к своей цели. Пусть даже слезами и коленопреклоненная. Она во что бы то ни стало жаждала сейчас победить в этом поединке.
И тут некое озарение накрыло его. На войне он привык принимать быстрые судьбоносные решения.
Он долго смотрел в ее нежное лицо с глазами, полными слез, а в его голове зрел дьявольский план. Дерзкий, непристойный, но эта девица заслуживала этого. Всего минута понадобилась ему, чтобы понять, как нужно верно сыграть на ее чувствах.
— Мне жаль, сударыня, но я ничего не могу сделать для вас, — заявил он жестоко.
— Жаль? — выпалила она в порыве, испепеляя его яростным прекрасным взглядом. — О боже, какое унижение! — в исступлении воскликнула Ольга и, тут же вскочив на ноги, запинаясь о длинный подол платья, устремилась мимо него к выходу, намереваясь покинуть этот дом немедленно и трагично вымолвив: — Зачем я только пришла сюда…
Она бросилась прочь из гостиной, желая забыть весь этот кошмарный разговор и пережитое унижение.
Глава XXIII. Договор
Когда она скрылась за распахнутой дверью, Кирилл с мрачной решимостью подошел к столу и позвонил в колокольчик. Стремительно подойдя к окну, он отодвинул портьеру и выглянул наружу. В гостиной появился дворецкий, и Измайлов сделал ему знак рукой — ждать. Через минуту Кирилл увидел, как Оленька появилась на крыльце, торопливо застегивая на груди редингот и проворно спускаясь по ступеням широкого крыльца.
— Ступай за госпожой Трубецкой и останови ее, — велел Измайлов слуге.
— Остановить, ваше благородие?
— Да. Но только дождись, когда она сядет в карету, — добавил Кирилл, понимая, что так эффект будет гораздо сильнее. За эти пять-десять минут девушка явно ощутит наибольшее душевное потрясение и страдание.
— И что велите ей сказать?
— Что я хочу с ней поговорить.
— И все?
— И все, — отчеканил Измайлов. — Но она должна непременно вернуться обратно, ты понял?
— Да, барин.
— И не смей докладывать дяде и брату, что девица Трубецкая была здесь.
— Слушаюсь, барин.
— Гони домой! — приказала Ольга, захлопнув дверцу и сжимая в нервном порыве кисти рук.
Карета тронулась, и девушка, откинувшись на спинку сидения, прикрыла воспаленные слезами глаза.
Это было просто невыносимо. Эту мерзкую картину она помнить будет вечно. Каким черным удовлетворением от ее унижения и победным восторгом горели его синие глаза. Это просто невозможно будет забыть. Он прямо упивался ее трагедией.
— Стой! — раздался громкий окрик, и тут же в окно кареты постучали. — Барышня! Барышня!
Карета резко остановилась, и Ольга недоуменно распахнула дверцу. Перед ней стоял запыхавшийся дворецкий Измайловых.
— Барышня, смилуйтесь, не уезжайте! Мне велено остановить вас!
— Кем велено? — недоуменно нахмурилась она.
— Кирилл Григорьевич просит вас обратно в гостиную пожаловать, барышня.
— Обратно? Зачем же?
— Он хочет с вами поговорить. Он так извиняется за свои слова и очень хочет говорить с вами, — тут же начал лепетать слуга, кланяясь.
— Извиняется? — опешила Оленька, и ее сердце сильно