Но Николай Николаевич ничего не хотел слушать и словно одержимый жаждал отыграться.

— Не лезьте не в свое дело! Я сам могу решить, играть или нет! — неучтиво оборвал увещевателей Трубецкой. — Итак, я ставлю имение и дом в Петербурге!

— Согласен, — кивнул Кирилл, хмуро оскалившись. — Начнем? — вновь повторил в который раз за вечер молодой человек.

Спустя полчаса после напряженной игры, за которой следили с замиранием все присутствующие, Николай Николаевич вновь проиграл. Когда Кирилл выложил перед присутствующими карты, и все поняли, что все состояние Трубецкого теперь принадлежит Измайлову, наступило гробовое молчание.

Но тут раздался довольный голос Евгении, которая даже захлопала в ладоши.

— Кирилл Григорьевич, примите мои поздравления! Вы просто неотразимы!

Николай Николаевич вскочил на ноги, побагровев, и глухо отчеканил в лицо Измайлову:

— Завтра мой поверенный принесет вам все документы для подписания, милостивый государь. Я держу слово, все мое состояние ваше…

Далее, покачиваясь от пережитого унижения и потери, Трубецкой направился к выходу, еще не до конца осознавая, что теперь он разорен и ничтожен. Он немедля покинул дворец князя Орлова.

Спустя некоторое время, когда в клубе вновь возобновились игра, Кирилл подошел к князю Орлову, стоявшему в одиночестве, и тихо заметил:

— Благодарю вас, князь. Вы очень помогли мне учителем, что за такой короткий срок обучил меня виртуозной игре.

— Да, у него весьма необычная тактика, как вести игру и непременно выиграть, — улыбнулся ему Алексей Фёдорович, говоря так же тихо и склоняясь ближе к молодому капитану.

— Я, признаюсь, удивлен. Не думал, что все так быстро закончится, — заметил Измайлов, чуть улыбнувшись. — Однако у меня есть причины ненавидеть семейство Трубецких, но мне показалось, что у вас тоже?

— Конечно, — глухо ответил князь Орлов. — Этот наглый Трубецкой постоянно выставлял меня в сенате дураком. А я, знаете ли, к такому не привык. Я исполнил часть нашего с вами уговора…

— Согласен, — кивнул Кирилл. — Как я и обещал, завтра же пятая часть моего сегодняшнего выигрыша будет переписана на ваше имя.

— Я рад, что подружился с вами, уважаемый Кирилл Григорьевич. Я думаю, и в будущем вы можете рассчитывать на мою поддержку и участие при дворе.

— Так же, как и вы можете рассчитывать на мои услуги…

Часы пробили одиннадцать вечера, когда зазвонил дверной колокольчик. Оленька, как и обычно по вечерам, дожидалась отца допоздна в гостиной. Однако Трубецкой не появился, и Оля проворно вышла в парадную. Такого никогда не было, чтобы батюшка перед сном, после поздних визитов, не проведал ее. Быстро осведомившись у дворецкого, куда направился Николай Николаевич, девушка пошла в его кабинет.

Едва открыв тяжелую дверь, Ольга истерично вскрикнула:

— Батюшка! Что вы делаете?!

Трубецкой стоял у окна, а у виска держал пистолет. Увидев на пороге испуганную дочь, Николай Николаевич вздрогнул и быстро взвел курок. Оленька как безумная бросилась к отцу и, схватив его за руку со смертельным оружием, начала оттягивать ее от его лица.

— Не смейте! Не надо! — неистово кричала она.

— Все кончено, дочка, — обреченно прошептал мужчина, попытался высвободиться из рук дочери и завершить начатое. — Пусти! — прохрипел Николай Николаевич. — Я разорен! Она больше не любит меня. Это конец!

— Отдайте мне пистолет! — требовательно закричала девушка, и ей удалось отобрать оружие у отца.

Трубецкой тут же схватился за виски и рухнул в кресло. Оленька, осторожно сняв курок, положила пистолет в верхний ящик стола. Она склонилась над отцом и, ласково гладя его по волосам, осторожно попросила:

— Батюшка, что случилось? Что? Расскажите…

Николай Николаевич поднял болезненный взгляд на дочь, чувствуя, что не в силах рассказать ей страшную правду.

— Прости, Оля, — еле слышно прошептал он. — Я не хотел, но все вышло так дурно.

— Что вы хотите сказать, батюшка? — напряженно спросила Ольга, с опаской глядя в лицо отца.

Трубецкой как-то весь сгорбился и трагично произнес:

— Все кончено!

— Что кончено? Я не понимаю! — нервно воскликнула Ольга.

— Я проигрался сегодня в клубе! Проиграл все наше состояние в карты, — раздался его загробный голос. Обводя вокруг глазами, он продолжал: — Все! И это все принадлежит ему…

— Вы проигрались в карты? Вы опять играли? — воскликнула девушка в сердцах. — Я же простила вас!

— Да… но сегодня я играл с ним… с этим страшным человеком… он явно дружит с нечестью. Ты знаешь, она до сих пор с ним, она его любовница наверняка. Я не хотел с ним играть, чувствовал, что не надо! Но словно потерял разум… а он все выигрывал и выигрывал. Я думал, что смогу отыграться одной партией и потерял все… все наши имения, все деньги, лошадей! Даже этот дворец!

— Ужас! — воскликнула Ольга, шарахнувшись от него. — А матушкино имение под Москвой?

— И его, доченька, и его. Я так виноват перед тобой, — Трубецкой уронил лицо в ладони и заплакал словно дитя.

— О Боже… — пролетала Оля и без сил осела на темный ковер к ногам отца.

Некоторое время они молчали, девушка — пораженная всем услышанным, а Трубецкой — чувствуя свою никчемность и безысходность положения.

— А она все подбадривала его и смотрела на него такими влюбленными глазами… я не выдержал, я играл до последнего, и вот печальный итог…

— Кто она?

— Евгения! Я так ее любил, так любил, но она совсем не любит меня больше. Мне незачем жить…

— Эта дерзкая женщина тоже там была? — вскричала девушка, поднимая на него взволнованное лицо. — Это из-за нее вы так обезумили, что промотали всё?

— Я хотел доказать ей, что еще на что-то гожусь… но получилось все так жутко… мы разорены. Другого выхода нет… только пистолет. Он спасет меня от позора и сердечной тоски.

— Про это забудьте, я вам сказала! — запротестовала Ольга, немедля вскочив на ноги и придавив бедром ящик стола, чтобы отец не мог достать оружия. — Эта дрянная женщина не заслуживает, чтобы вы покончили с жизнью из-за нее! Много чести!

— Так я запутался, доченька…

— Расскажите, вы прямо всё-всё проиграли?

— Да. И наш дворец, и имения, и векселя, и крепостных, всё….

— Значит, мы нищие, батюшка? И, кроме вашей должности надворного советника и нашего имени, у нас ничего нет?

— Похоже, что так…

— Что же нам делать? Где нам жить?

— Я не знаю, Оля. Теперь всем нашим