Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недавно в Сеуле человек по имени Тальмун стал известен как странствующий воин. А называли Тальмуна, который и к пятидесяти годам не женился и ходил в старых, поношенных одеждах, «странствующим воином» по той причине, что он проводил время с богачами в шелковых одеждах, держа себя с ними вровень, словно они родные братья. Как-то раз он пошел в дом к такому приятелю, а у того исчез мешочек серебра, и он, заподозрив Тальмуна, спросил:
– Ты случайно не видел серебра, которое было здесь?
На что тот ответил:
– Ну да. Оно лежало там.
Извинившись, что не сказал сразу о том, что взял его, попросил прощения. И тут же занял у кого-то деньги и вернул всю сумму серебром. Спустя некоторое время, потерянное серебро нашлось в доме этого приятеля. Приятелю стало стыдно, он вернул Тальмуну полученное серебро и долго извинялся, на что Тальмун, рассмеявшись, сказал:
– Ничего. Ты нашел свое серебро, а я вернул свое.
За что извиняться?
После этого имя Тальмуна стало известно всему свету.
Ли Ок по прозвищу Кёнгымчжа говорил так:
«Ку Тальмун – благородный человек из простонародья, но он – не странствующий воин. К особым достоинствам странствующего воина относят умение с легкостью относиться к мирскому, помогать другим и не ждать вознаграждения за решение трудных и неотложных проблем других, особо ценя при этом героизм и чувство долга. Только такой человек может быть странствующим воином».
* * *
Некто по имени Чан Боксон был смотрителем склада серебра при канцелярии губернатора Пхеньяна.
Когда министр Чхэ Чжэгон[165] был губернатором провинции Пхёнан, однажды устроили ревизию на складе и обнаружили недостачу примерно в две тысячи мер серебра. Сам Боксон был очень беден и не мог возместить убыток. По закону его следовало казнить, поэтому он оказался в тюрьме. На следующий день должна была состояться казнь, и жители Пхеньяна все как один очень переживали по этому поводу, стали спорить, даже звучали предложения послать ему в тюрьму вина и еды.
Накануне вечером министр Чхэ отправил в тюрьму своих людей, чтобы посмотреть, что там делается. Оказалось, что в тюрьме Чан Боксон, взяв руки чарку с вином, ведет непринужденный разговор. Вдруг он стал искать бумагу и кисть, сказав людям:
– О смерти нечего сожалеть. Но… если после смерти начнут говорить, что я украл казенное имущество в своекорыстных целях, не станет ли это позором для достойного мужчины? Я оставлю записи, чтобы в будущем они свидетельствовали о моей чистоте.
И, сказав так, начал писать: «Когда у такого-то не имелось средств на похоронные обряды, совершаемые до погребения, так что не во что было одеть покойного, я дал тому столько-то мер серебра. На погребение такого-то я дал столько-то мер серебра. Я отправил замуж такую-то, а на свадьбу такого-то использовал столько-то мер серебра. Для возврата в казну взятого взаймы зерна таким-то, и еще для восполнения растраты, совершенной в местной управе таким-то я выделил всего столько-то мер серебра».
И, записав, произвел подсчеты, так что в сумме получилось чуть более двух тысяч мер серебра.
На следующий день установили шест с флагом, вывели Боксона в поле и поставили на колени. Вот-вот должна была свершиться казнь. Жители Пхеньяна стали возмущаться и кричать:
– Говорят, что сегодня Чан Боксон умрет!
Мужчины и женщины, стар и млад – все как один обступили его, смотрели и плакали. Более ста девушек-певичек кисэн собрались вместе. На головы с волосами, собранными в тугие узлы на затылках, как у замужних женщин, они накинули халаты, так что лиц не было видно. На поле они выстроились в ряд, низко поклонились и запели хором:
Возносим молитвы, возносим молитвы,
Тысячу, десять тысяч раз молимся,
чтобы спасти Чан Боксона.
О, министр Чхэ – господин
из «Красивой местности»[166],
Спасите Чон Боксона.
Если спасете Чан Боксона,
То вознесетесь до должности
главы Государственного совета!
Но даже если и не сможете стать
главой Государственного совета,
То в семье под вашим крылом появится
маленький красивый сыночек,
С изящными шелковыми ленточками в волосах.
Возносим молитвы, возносим молитвы.
Простите Чан Боксона, и по вашему указу
оставьте его в живых.
Еще до того, как закончилась песня, один из низших военных чинов, находившихся в процессии, поставил на землю большущий плетеный сундук и обратился к людям:
– Сегодня день, когда Чан Боксон умрет. Прошу всех, кто хочет его спасти, принести и положить сюда то серебро, которое у вас есть.
В провинции Пхёнан всегда было много серебра, а обычаям присуща роскошность, поэтому почти у всех были серебряные украшения. И в сундук, подобно снегу, посыпались серебряные женские кольца, шпильки, украшения, серебряные ножи в ножнах, серебряные заколки и много другого подобного. Буквально сразу было собрано раза в три-четыре больше, чем мог вместить плетеный сундук. Министр Чхэ высоко оценил личные качества Чан Боксона, поэтому внял просьбам простого народа, отпустил его и еще сам добавил пятьсот мер серебра, чтобы помочь. Так за два дня был полностью разрешен вопрос о добре и зле.
Даже через три дня после того, как освободили Чан
Боксона, нашлось два-три человека, которые приехали из далеких селений, груженые серебром. Услышав, что произошло они, с одной стороны, обрадовались, а с другой – им было стыдно за то, что они прибыли так поздно.
По этому поводу Кёнгымчжа говорил: «Именно
Чан Боксон – странствующий воин. То, что он растратил казенное имущество и взял серебро для частных нужд, согласно закону, действительно заслуживает смертной казни. Но если бы в доме Чан Боксона было полно серебра, зачем ему красть казенное имущество и нарушать государственные законы? Характер у людей нашей страны не слишком изыскан; они скупы в материальном, и мало таких, кто прославился, помогая другим в большом. Хотя Чан Боксон был маловажным служащим в провинциальной управе, у него имелись прекрасные качества, подобные великим странствующим воинам прошлого. Может, потому, что на северо-западе нашей