— А ведь вот что надобно сделать. Молиться,конечно, пустое, но вот очную ставочку, этакий следственный опыт бы произвестиочень даже недурно. Соберем всех вчерашних, якобы чтобы восстановить, кто где вкакой момент находился да что говорил…

— Превосходно! — подхватил ФеликсСтаниславович. — У вас истинный криминалистический талант! Непременно вызовем иТелианову. От одного ее вида все эти петухи снова в раж войдут, и убийцанепременно себя выдаст. Ведь преступление совершено явно не по холодной крови,а со страсти. Где уж страстному человеку будет сдержаться. Нынче вечером исоберем. А я времени терять не стану — проверю каждого из главных фигурантов напредмет алиби.

— И Бубенцова обеспечьте, это уж обязательно.

— Губите вы меня, Матвей Бенционович, режетебез ножа преданного вам человека, — горько пожаловался Лагранж. — А ну какВладимир Львович на меня осерчает?

— Вы смотрите, чтобы я на вас не осерчал, —тихо ответил на это Бердичевский.

* * *

Всё было устроено в точности, как во времязлосчастного суаре, даже с закусками и вином (хоть, конечно, и не шампанским,потому что это уже было бы перебором). Счастливая мысль превратить унизительнуюполицейскую процедуру в вечер памяти Аркадия Сергеевича пришла хозяйке.Олимпиаде Савельевне, которая нынче чувствовала себя еще большей именинницей,чем накануне. То есть утром, узнав о трагедии, она, разумеется, поначалуиспугалась и даже по-женски пожалела бедного Поджио, так что и поплакала, нонесколько позднее, когда стало ясно, что скандальная слава суаре превзошласамые смелые ее чаяния и главные события, возможно, еще впереди, почтмейстершасовершенно избавилась от уныния и всю вторую половину дня была занята срочнымобновлением черного муарового платья, занафталинившегося в шкафу со временпоследних похорон.

Состав участников этого нового суаре, на сейраз не званого, а вызванного, тоже был почти тот же. По понятной причинеотсутствовал Аркадий Сергеевич, неотмщенный дух которого представляли товарищпрокурора и полицмейстер. И еще, в отличие от вчерашнего, с самого началаприсутствовала Наина Георгиевна, оповещенная о следственном экспериментеофициальной повесткой и прибывшая точно в назначенное время, в девять часов,хотя Феликс Станиславович предполагал, что ее придется доставлять под конвоем.

Виновница несчастья (а именно за таковую еесчитали большинство присутствующих), приехав, сразу затмила и отодвинула надальний план хозяйку. Наина Георгиевна сегодня была еще прекрасней, чем всегда.Ей необычайно шло лиловое траурное платье, длинные черные перчатки подчеркивалистройность рук, а бархатные глаза лучились каким-то особенным, загадочнымсветом. Держалась она без малейшего смущения, а напротив, истинной царицей,ради которой и созвана вся эта тризна.

Главный подозреваемый был тих, молчалив и насебя вчерашнего совсем не похож. Полина Андреевна с удивлением отметила, чтолицо его нынче, в отличие от вчерашнего дня, имеет выражение умиротворенности идаже довольства.

Зато Петр Георгиевич был весь ощетинен как еж,без конца говорил дерзости представителям власти, громогласно возмущалсяпозорностью затеянного спектакля, а от сестры демонстративно отворачивался,показывая, что не желает иметь с ней никакого дела.

Из прочих участников обращал на себя вниманиеКраснов, без конца всхлипывавший и сморкавшийся в преогромный платок. В началевечера он высказал желание прочесть оду, посвященную памяти покойника, и успелпрочесть две первые строфы, прежде чем Бердичевский прервал декламацию занеуместностью. Строфы были такие:

Он пал во цвете лет и славы, Кудесник линзы илуча.

Блеснул судьбины меч кровавый, Покорный волепалача, И пламень боговдохновенный Не светит боле никому.

И погрузился мир смятенный В непроницаемуютьму.

Владимир Львович снова приехал позже всех иснова обошелся без извинений — какой там, это Лагранж рассыпался перед ним вмногословных оправданиях, прося прощения за то, что отрывает занятого человекаот государственных дел.

— Что ж, вы исполняете свой долг, — скучливобросил Бубенцов, беря у секретаря папку с бумагами и пристраиваясь в кресле. —Надеюсь только, что это продлится недолго.

— «Вчерашний бо день беседовах с вами ивнезапну иайде на мя страшный час смертный. Вси бо исчезаем, вси умрем, цариеже и князи, богатии и убозии, и все естество человеческое», — с чувствомпроизнес Тихон Иеремеевич, и после сих скорбных слов начался собственноэксперимент.

Феликс Станиславович сразу взял быка за рога.

— Дамы и господа, прошу в салон, — сказал он итолкнул створки двери, что вела в соседнее помещение.

Совсем как давеча, гости покинули гостиную ипереместились в выставочный зал. Правда, сегодня картин там не было, осталисьлишь сиротливые бумажные полоски с названиями безвозвратно погибшихпроизведений.

Полицмейстер остановился возле надписи «Улукоморья».

— Надеюсь, все помнят три фотографии сизображением некоей обнаженной особы, висевшие вот здесь, здесь и здесь, —начал он и трижды ткнул пальцем на пустые обои.

Ответом ему было молчание.

— Я знаю, что лицо натурщицы ни на одном изфотографических снимков не было видно полностью, однако желал бы, чтобы выобщими усилиями попытались восстановить какие-то черты. Следствию крайне важновыяснить личность этой женщины. А может быть, кто-нибудь из присутствующихзнает ее?

Полицмейстер в упор посмотрел на княжнуТелианову, но та не заметила его испытующего взгляда, потому что смотрела вовсене на говорившего, а на Бубенцова.

Тот же стоял в стороне от всех исосредоточенно изучал какую-то бумагу.

— Хорошо-с, — зловеще протянул Лагранж. —Тогда пойдем путем медленным и неделикатным. Будем восстанавливать обликнатурщицы по частям, причем тем, которые обычно скрыты под одеждой, ибо пролицо мы вряд ли узнаем многое. Все же начнем с головы. Какого цвета волосы былиу той особы?

— Светлые, с золотистым отливом, — сказалапредводительша. — Весьма густые и немного вьющиеся.

— Отлично, — кивнул полицмейстер. — Благодарювас, Евгения Анатольевна. Примерно такие? — Он указал на завитки, что свисалииз-под шляпки Наины Георгиевны.

— Очень возможно, — пролепетала графиня,покраснев.