воды, которую затем священники разделили между собой и ходили кропить по всему городу по случаю начинавшейся в нем моровой язвы. Ради нее воевода, чиновники и духовенство с плачем просили патриарха наложить недельный пост на всех жителей без исключения. Он разрешил трехдневный пост, который и был соблюден со всей строгостью, не исключая малых детей. В среду 23 августа антиохийский владыка снова святил воду в соборном храме и затем, во главе всего духовенства, совершил крестный ход вокруг кремля при звоне всех колоколов. Павел при сем замечает, что всякая церковная служба у русских содержит моления за патриарха и царя с царицей и чадами их, причем Алексею Михайловичу давались титулы «христолюбивого, благочестивого, боговенчанного, богохранимого, тишайшего великого князя и самодержца всей земли Русской». Подметил он также чрезвычайное благочестие русских, большое обилие у них праздников и почти ежедневное посещение обедни; причем каждый ставит в церкви одну или несколько свечей с приклеенной к ним копейкой, затем крестится полным (истовым) крестным знамением и совершает непрестанные земные поклоны. Священники вообще очень затягивали службы; так что «мы, – замечает Павел, – выходили разбитые ногами и с болью в спине, словно нас распинали». Удивляли его и некоторые русские обычаи, вытекавшие из набожности, но не чуждые соблазна. Так, мужья и жены, исполнившие супружеские обязанности, становились вне церкви и не входили в нее, пока священник не прочел над ними особую молитву; причем они, конечно, служили предметом нескромного любопытства.

О церковном пении Павел заметил, что у казаков оно радует душу, их напев приятен и вообще они любят нотное пение и нежные мелодии; у московитов же этому пению не обучаются; они порицают напевы казаков, называя их фряжскими и ляшскими; а лучшим голосом у них почитается грубый, густой бас. О священниках он сообщает, что они выбривают большой кружок посредине головы (древнее гуменцо), а остальные волосы оставляют длинными, которые держат в порядке и часто расчесывают; «при этом очень любят смотреться в зеркала, которых в каждом алтаре бывает одно или два». Воеводы и чиновники относятся к ним с уважением и снимают перед ними свои колпаки; когда священник идет по улице, то встречные подходят к нему с поклоном для получения благословения. При соборной церкви было семь священников и семь дьяконов. В алтаре стояли сундуки с богатыми архиерейскими облачениями, митрами, серебряными сосудами, священническими и дьяконскими ризами. В золотых и серебряных ковчегах хранились мощи святых, то есть собственно частицы мощей; к сим святыням благоговейно прикладывались, почитали их защитой города и носили их в крестном ходу, когда молились об отвращении какого-либо бедствия.

1 сентября 1654 года антиохийцам пришлось участвовать в большом церковном торжестве по случаю наступления нового года. Во время богослужения на аналое была положена икона Св. Симеона Столпника Алеппского, память которого приходится в этот день.

Меж тем сильная моровая язва, распространяясь из Москвы на ближние области, достигла Коломны и ее окрестностей. То было нечто превосходящее всякое описание по своим ужасам и по своей внезапности. Стоит человек, и вдруг моментально падает мертвым; едет верхом или в повозке и валится навзничь бездыханным, тотчас вздувается, как пузырь, чернеет и принимает неприятный вид. Лошади бродили по полям без хозяев, а последние мертвыми лежали в повозках, и некому было их хоронить. Воевода послал было загородить дороги и не пропускать в город людей, чтобы не вносили заразы, но это оказалось невозможным. Проникши в какой-либо дом, язва опустошала его совершенно. Город, кипевший прежде народом, теперь обезлюдел. Скот и домашняя птица бродили без призора и погибали от голода и жажды; собаки и свиньи пожирали трупы или бесились от голода. Большинство священников сделалось жертвой язвы, и, по недостатку их, многие умирали без покаяния и причащения. По несчастью, вдовым священникам запрещено было служить, и многие из них, удаляясь из города, жили в монастырях, чтобы посредством монашества получить опять право отправлять богослужение. Когда бедствие усилилось, некому было хоронить покойников. Мальчики, сидя верхом на лошади, отвозили телеги, наполненные трупами, которые сваливали в яму. В Молдо-Валахии и Малой России хоронят в дощатых гробах, а в Московской земле в гробах, выдолбленных из одного дерева; их привозили из деревень, и цена им, бывшая гораздо меньше рубля, теперь поднялась до 7 рублей, а потом и за эту цену нельзя было найти; так что для богатых стали делать гробы из досок, а бедных зарывали прямо в землю. По спискам, составленным воеводой, всего в Коломне умерло около 10 000 душ. А по рассказам вновь прибывшего к антиохийцам царского толмача (прежний умер), в столице от начала язвы до конца ее исчислено будто бы 480 000 умерших, так что и она сделалась безлюдной. Бедствие продолжалось с июля месяца до самого Рождества, все усиливаясь, и затем – благодарение Богу! – прекратилось. «Многие жители из городов бежали в поля и леса, но из них мало кто остался в живых». «Московиты давно уже не знали моровой язвы, и теперь, когда она появилась, они были сбиты с толку и впали в сильное уныние». Павел Алеппский заметил еще, что, несмотря на царившую смерть, в городе не было слышно раздирающих душу воплей; ибо русские женщины не бьют себя по лицу и не кричат диким голосом по своим покойникам, как это было в обычае на его родине, а плачут и рыдают тихо, но очень жалобно, чем вызывают слезы даже у жестокосердных; провожая тело, они при всякой встречавшейся церкви творили крестное знамение и, проливая слезы, клали земные поклоны.

Коломенские власти воспользовались пребыванием антиохийского патриарха для поставления священников и дьяконов на места умерших. При соборном храме из семи священников и семи дьяконов осталось только по два дьякона, и сюда по воскресеньям приезжал один сельский священник для совершения литургии. Патриарх Макарий часто совершал служение, причем рукоположил многих не только для Коломны, но и для всей окружной области. Из соседних городов, например из Каширы, приезжали многие люди с письменными удостоверениями от воеводы и его подчиненных в том, что такой-то достоин сана иерея или дьякона, причем привозили в подарок рыбу, масло, мед и тому подобное. Патриарх рукополагал кандидата, а потом прикладывал свою подпись к ставленной грамоте, с которой тот отправлялся на свое место, уплатив рубль служилым людям епископии. В обычное время архиерей, рукоположив священника или дьякона, прежде чем отпустить его домой, заставит его 15 раз отслужить в соборе, чтобы он хорошо научился отправлять богослужение. Теперь же, во время бедствия, ограничивались для того гораздо более сокращенным сроком. Новопоставленный