заперся Золотаренко, было отбито. Отступив отсюда, Радзивилл двинулся на Могилев; ибо Поклонский уже вошел с ним в тайные сношения. Когда гетман осадил Могилев, Поклонский 5 февраля, под предлогом вылазки, часть своего полка вывел в поле, передался литовцам и впустил их в Большой острог. Но воевода Воейков со своими ратными людьми и с теми мещанами, которые оставались верны Москве, заперся в Вышнем городе или замке и упорно оборонялся. В то же время произведено было движение польского войска с князем Лукомским к Витебску. Подвергшись нечаянному нападению Матвея Васильевича Шереметева, Лукомский потерпел сначала неудачу; но, собравшись с силами, осадил Витебск, и Шереметев едва отсиделся.

Еще более тревожные события произошли на малорусском театре войны.

Уже союзник Богдана Хмельницкого крымский хан Ислам-Гирей, как известно, склонялся на сторону поляков, когда Малая Русь поддалась Москве: хан ясно видел, что возрастающее могущество сей последней нарушало равновесие; а это нарушение угрожало опасностью и самому Крыму. Поляки воспользовались таким настроением и с помощью золота убедили младшего брата и преемника Исламова, Мухаммед-Гирея, прямо заключить союз против Москвы и казаков. Настоящим руководителем крымской политики оставался все тот же визирь Сефер-Гази-ага, который состоял прежде главным советником умершего хана; благосклонный прежде к Богдану Хмельницкому, он теперь показывал сильное негодование на его соединение с Москвой. Мы видели, что Хмельницкий опасался нападения татар и бездействовал в то время, когда оба коронные гетманы, Потоцкий и Лянцкоронский, свирепствовали в юго-западной части Украйны. Зимой пришли несколько десятков тысяч татар и соединились с поляками. Это соединенное войско осадило Умань, где заперся храбрый полковник Богун. На помощь последнему от Белой Церкви поспешили сам гетман Хмельницкий и находившийся в соединении с ним московский воевода Василий Борисович Шереметев; но они поспешили не со всеми силами, а только с небольшой частью их, введенные в заблуждение неверными слухами о количестве неприятельского войска. Не доходя Умани, под городом Ахматовом, они неожиданно для себя 19 января встретились с поляками и татарами, вчетверо более многочисленными; тут они увидали свою оплошность; однако не смутились, а мужественно вступили в бой в открытом поле и выдерживали его до наступления темноты. Окруженные со всех сторон, ночью казаки и москвитяне укрепились обозом или табором и приготовились к отчаянной обороне. Лютый мороз вредил обеим сторонам, но всего более непривычным к нему и легко одетым полякам и татарам, которые гибли во множестве. На второй день, с помощью своих пушек и пищалей, русские удачно отбивали приступы врагов. А на третий день воеводы их решили идти напролом и всем табором двинулись сквозь неприятельское войско. Татарская конница делала натиски на наш табор; она разбивалась о сани и теряла своих коней. Русские в крайних случаях вывертывали из саней оглобли и особенно успешно били ими татар. Наконец, хотя и с большими потерями людей, пушек, знамен и прочего, удалось пробиться, и они воротились под Белую Церковь, куда неприятели не решились за ними следовать. (Место этой битвы стало известно под именем Држи или Дрожиполя.)

Несмотря на такое удачное отступление, Алексей Михайлович остался недоволен действиями Хмельницкого и русских воевод, которые, по его мнению, должны были вести войну наступательную, а не оборонительную. Он отозвал Василия Борисовича Шереметева, а на его место прислал в Белую Церковь известного боярина Василия Васильевича Бутурлина и стольника князя Григория Григорьевича Ромодановского, с приказом им и гетману со всем войском запорожским идти под неприятельские города.

11 марта, в воскресенье второй недели Великого поста, в Успенском соборе оба патриарха призывали благословение Божье на отъезжающего в поход Алексея Михайловича и читали над ним соответственные молитвы. Никон при сем случае не пропустил сказать пространное напутственное слово с изречениями из Св. Отец, с указаниями на примеры побед Моисея над фараоном, Константина над Максимианом и Максенцием и тому подобное. Он говорил громко, велеречиво, неспешно, с движением руки и другими ораторскими приемами, иногда останавливался и обдумывал свои слова; а царь, в своем великолепном облачении, скрестив руки и опустив голову, смиренно слушал поучение. Окончив слово молитвой об успехе царского похода, Никон поклонился царю и облобызался с ним. Патриархи после того отправились к Лобному месту с крестным ходом и со свечами, ибо наступил уже вечер; там еще раз благословили царя, окропив его святой водой, и облобызались с ним. Алексей Михайлович сел в сани, имея по правую и по левую руку двух братьев крещеных сибирских царевичей, Петра и Алексея; насупротив его была помещена Влахернская икона Богородицы. Царь сказал последнее «Простите!» и поехал. За ним следовали многие бояре с окольничими и дворовый или гвардейский отряд, состоявший из стольников, стряпчих, жильцов и дворян. В его свите находился тверской архиепископ, со многими священниками и дьяконами. Отъехав версты три, царь остановился на ночлег в загородном дворце села Воробьева. На другой день он ночевал в селе Кубенском; отсюда заезжал в Звенигород помолиться в своем любимом монастыре Саввы Сторожевского. 16-го он достиг Вязьмы и здесь на следующий день праздновал Алексея Божьего человека, то есть свои именины. Тут в течение недели он занимался военными распорядками и смотрами. Из похода своего Алексей Михайлович писал нежные братские послания к своим сестрам, извещая их о трудном пути, о сборе ратных людей; просил их иметь попечение о его жене и детях и тому подобное. 31 марта государь прибыл в Смоленск и на другой день, 1 апреля, праздновал здесь именины царицы Марьи Ильиничны; причем угощал своих бояр и смоленскую шляхту.

Поляки, ободренные известиями о страшном опустошении Московского государства моровой язвой, не ожидали, что царь Алексей Михайлович так скоро вернется на театр войны и притом с большими силами; а потому вожди их были смущены одновременно в разных местах начавшимся наступлением царских воевод и стали отходить. Между прочим и гетман Радзивилл покинул осаду Могилева. 24 мая сам государь двинулся из Смоленска к столице Великого княжества Литовского. В Шклове, где царь оставался некоторое время, он 26 июня получил известие о взятии крепкого города Велижа стольником Матвеем Васильевичем Шереметевым. А потом на пути к Борисову 6 июля к нему «пригнали сеунчики» от князя-боярина Федора Юрьевича Хворостинина и окольничего Богдана Матвеевича Хитрово с уведомлением о взятии города Минска. Но поход вообще замедлялся вследствие затруднений в подвозе съестных припасов для войска. На Вильну государь двинул полки: большой с князем Яковом Куденетовичем Черкасским, передовой с князем Никитой Ивановичем Одоевским, сторожевой с князем Борисом Александровичем Репниным, ертоульный с другим князем Черкасским и отряд казаков с наказным гетманом Золотаренком. А 13 июня из Борисова