священник облекался в длиннополый кафтан с широким отложным воротником, выбривал на макушке большой кружок по циркулю, откидывал волосы за уши и ехал к своей церкви.

Приезжие антиохийцы, однако, все уцелели; хотя сильно страдали от непривычного для них холода и по причине утомления от беспрерывных продолжительных церковных служб. В соборе было так холодно, что при водосвятии вода замерзала в металлических кувшинах; а Св. Дары оттаивали кипятком. Несмотря на меховые рукавицы и трое или четверо толстых теплых чулок, антиохийцы с великим трудом выстаивали службу, постоянно переминая ноги. Павел по сему поводу удивляется привычке и выносливости русских. «Мы выходили от обедни, – говорит он, – только перед закатом, и, когда еще мы сидели за столом, в церкви начинали уже звонить к вечерне; мы должны были вставать и идти к службе. Какая твердость и какие порядки! Эти люди не скучают, не устают и не тяготятся беспрерывными службами и поклонами; к тому же они стоят на ногах с непокрытой головой при таком сильном холоде». Особенно тяжело приходилось восточным людям в рождественские праздники и при крещенском водоосвящении на Москве-реке: тут хотя и приготовлена была прорубь во льду, но вода тотчас замерзла, и при погружении патриархом креста каждый раз приходилось разбивать лед медными кувшинами; а когда он кропил предстоящих, вода замерзала на самом кропиле. В базарные дни, по понедельникам и четвергам, чужеземцы наблюдали в Коломне съезд крестьян из ближних селений с их продуктами, каковы: капуста, морковь, редька, ощипанная замороженная птица и битый скот. Особенно дивились они на свиные туши, которые стояли как живые.

Во время коломенского пребывания патриарха Макария посетил известный Мисаил, архиепископ Рязанский, проездом в столицу. На расспросы патриарха он рассказывал, что в его епархии более 1000 церквей, что в последнее время он проповедовал христианство одному языческому народу (мордве), от которого перенес много бед, и успел окрестить 4400 человек, причем ставил в реке вместе мужчин в нижних портах и женщин в сорочках, наливал масла в воду и по прочтении обычных молитв заставлял их погружаться. Новокрещеные сделались усердными к вере и очень охотно собираются на богослужение в построенные для них храмы. (Впоследствии сей архиепископ восприял мученическую кончину от языческой мордвы.) Простившись с патриархом, Мисаил дважды простерся в своей мантии по снегу перед иконами, которые находились над соборными дверями; потом сел в сани и поехал, окруженный своими боярами и слугами, в сопровождении 50 всадников. Под мантией одежда его состояла из обычной зеленой, узорчатой рытой камки с собольим мехом и длинными узкими рукавами; а на голове была суконная шапочка с черным мехом, прикрытая сверху большим черным клобуком.

Антиохийцы крайне соскучились в Коломне и тщетно ожидали ответа на письма Макария в Москву с просьбой о своем туда выезде. Томление их увеличивалось тем обстоятельством, что, несмотря на свои расспросы о царе и о положении его дел, они не могли ничего узнать; все, даже дети, отвечали им одним словом: «не знаем». По сему поводу Павел указывает на коварство московитов вообще, и в особенности на их скрытность по отношению к делам государственным, к чему они обязываются присягой при воцарении каждого государя. Даже с приезжих греческих купцов брали клятву, что те не разнесут никаких вестей. Потом узнали, что главной причиной задержки было отсутствие патриарха Никона из Москвы. На содержание Макария и его свиты положено было 150 реалов (75 руб.), которые шли из питейных сборов с водки, меда и пива, и ежемесячно драгоман отправлялся за получением этих денег. Но вот в одно воскресенье, когда патриарх Макарий со своим архидиаконом служил обедню в верхней (теплой) соборной церкви и посвящал иерея с дьяконом, пришла к ним весть о прибытии из Москвы двух толмачей с царскими санями, с бочкой меда, вишневой водой, икрой и рыбой. Они привезли приказ воеводе как можно скорее отправить гостей. Во вторник 30 января, после обедни, воевода и епископские бояре посадили Макария в запряженные четверней царские сани, обитые сукном снаружи и внутри и устланные подушками; укрыли его до груди полостью и с торжеством, предшествуемые отрядом стрельцов, проводили его из города. Путешествие до столицы по зимнему санному пути совершилось с большой скоростью; на пути виднелись частые селения; в некоторых останавливались для отдыха себе и лошадям. При встрече с приезжими провожатые стрельцы заставляли их сворачивать в сторону с узкой дороги; причем их лошади увязали в снегу по брюхо. На запятках патриарших саней у обоих углов по очереди сменялись драгоманы и епископский боярин, как ради почета, так и для того, чтобы сани не опрокидывались на больших ухабах. От частых ухабов сани качались вправо и влево, словно корабли на море, и означенные люди постоянно держали их в равновесии; тогда как другие сани, со свитой, неоднократно опрокидывались.

В пятницу, 2 февраля, в день Сретения, антиохийцы прибыли в столицу; проехали Земляной город, потом Белый город, Китай и вступили в Кремль. Сердца путников были поражены жалостью при виде множества пустых домов и безлюдных улиц. Их поместили в Кирилловском подворье, расположенном против девичьего Вознесенского монастыря, и назначили им столовое содержание из царской кухни. Но тут гости были подвергнуты известному московскому порядку: за исключением приставленных переводчиков, никто из жителей к ним не приходил, и сами они никуда не могли выйти, пока не были представлены царю. Означенные переводчики или драгоманы наставляли их в знании московских порядков. Между прочим, никто не мог входить к патриарху без доклада ему со стороны привратника; тогда патриарха приготовляли к приему, для чего надевали на него мантию и панагию и давали в руки посох; без этих принадлежностей миряне не должны были видеть не только архиерея, но и монастырского настоятеля. «Тут-то, по сознанию архидиакона Павла, они вступили на путь стояний и бдений, самообуздания и благонравия, почтительного страха и молчания. Всякая шутка и смех сделались им чужды; ибо коварные московиты подсматривали за гостями и обо всем доносили царю и патриарху». Поэтому антиохийцы в своем образе жизни невольно уподобились святым людям.

Уже на другой день приезда их, то есть в субботу, 3 февраля, в Москву воротился Никон, после почти полугодового из нее отсутствия. В следующую пятницу, 9-го числа, вечером, прибыла царица; а царь остановился ночевать в одном из своих загородных дворцов, чтобы на следующее утро, в субботу, 10 февраля, вступить в столицу во всем царском величии, после одержанных им побед и завоеваний. У Земляного вала встретил его патриарх Никон с освященным собором, с крестами, хоругвями, образами, при звоне всех колоколов. Купцы