Нет, не стоит. Именно такие поступки и привели к странным чувствам, и нужно прекращать это немедленно.

Пора мне уже спать. Вино, пиво и эмоции – всегда плохое сочетание.

4 дня до рождества

Глава двадцать первая

Роуз

Утром в коттедже до жути тихо.

Холодно, тоскливо. Пусто. Тут лишь мы с Джорджем, и, хотя мы уже не раз оставались вдвоем, я почти привыкла, просыпаясь, видеть в доме Макса и Чарли.

Но сейчас я впервые чувствую настоящую тишину; именно о ней я и мечтала, приезжая сюда, но сейчас одиночество кажется мне странным. Я включаю музыку на старом радио на кухне, настроившись на местную донегольскую станцию под названием «Радио высокогорья», и доносящиеся из динамиков мелодии уменьшают чувство одиночества. Да, музыка рождественская, но это меня не беспокоит.

Настроение падает, но я не могу понять, чего ждала, заходя на кухню. Классической музыки Чарли? Готовить с ним, босым, завтрак, пытаясь разойтись на маленькой кухоньке и не потревожить друг друга, крича Максу, по обыкновению гоняющему в саду скворцов? Слушать, как Чарли поет в душе или возится наверху?

Чего бы я ни ожидала, тут этого нет, и это выбивает меня из колеи.

– Чем займемся сегодня, Джордж? – спрашиваю я своего пушистого друга. – Не отвечай пока, сначала надо тебя накормить.

Голова страшно раскалывается, поэтому первым делом я выпиваю воды и только потом, подойдя к холодильнику, вижу на доске надпись.

После вчерашнего неловкого вечера мы снова возвращаемся к обмену сообщениями? Как бы там ни было, его слова привлекают мое внимание.

Я покормил Джорджа, вы крепко спали. Хорошего дня, Роуз.

Я не могу сдержать улыбки. Стерев надпись, я пишу ответ:

Спасибо.

А потом вспоминаю, что он сказал мне на ярмарке, и улыбка тут же исчезает. Я не просила вчера провожать меня до дома. Ему не надо было из-за меня уходить из паба, даже если в той компании ему было некомфортно.

Хочу куда-нибудь уехать. Сменить обстановку и отвлечься, пока я не надумала ничего лишнего про всю эту ситуацию с Чарли.

А потом вспоминаю, что у меня же нет машины. Я застряла.

Такое дело, если у тебя нет машины, то после того, как ты погулял по пляжу, восхитился видами, выпил предостаточно «Гиннесса» и исследовал лес, заняться тут зимой больше нечем, только уютно сидеть у камина и читать книгу или смотреть фильм.

Для этого я, кажется, не смогу достаточно сконцентрироваться.

У Чарли же все отлично. Он может взять Макса, запрыгнуть с ним в машину и поехать исследовать дальше, в горы Гленвей – они меньше чем в часе езды – или, если захочет, в ближайший город покрупнее, Леттеркенни.

Мой же выбор очень ограничен.

Меня окатывает волна одиночества, и я беру телефон.

До Рождества четыре дня. Я бы что угодно отдала, чтобы увидеть племянника и племянницу. И так хотелось бы повидаться с сестрой. Мне бы пригодились ее мудрые слова, если бы я только смогла унять свою гордыню и поехать к ним. Интересно, они скучают по мне так же сильно, как я по ним?

Ты уже два Рождества провела одна, сестренка, сказала мне Сара, когда мы разговаривали на прошлой неделе. Не нужно держаться в стороне из-за нас. Мы хотим, чтобы ты приехала домой, правда. Плачь у меня на плече. Ты же знаешь, я всегда готова поддержать.

Но когда я объяснила, что просто не готова к этому, она все прекрасно поняла.

Я залезаю в непрочитанные сообщения от нее, и дыхание перехватывает.

Мы скучаем по тебе, тетя Роуз. Увидимся после праздников.

Обнимаем Джорджа! Джек и Ада.

И следующее, от Сары:

Роуз, откуда-то с небес Майкл светит нам всем. Да, светит. Он бы хотел, чтобы ты улыбалась и была счастлива. Я это знаю. Но делай так, как велит тебе сердце. Всегда.

И наконец:

Не думай, что поздно поменять планы. Мама как обычно заготовила еды на пять тысяч человек. Так что, если захочешь ворваться в рождественское утро в своем стиле, прихватив из магазина Павлову в пластиковом контейнере, мы примем тебя с распростертыми объятиями. Целую.

Я зажимаю ладонью рот и позволяю слезам хлынуть из глаз. Я плачу навзрыд, в голос, так, как не плакала с похорон Майкла, но и смеюсь тоже. Моя сестра никогда не забывает. Она знает меня наизусть, все мои недостатки, мое непостоянство и чудаковатость. Как в тот раз, когда я решила в свои девятнадцать лет отпраздновать Рождество в Америке, но все переиграла и появилась дома в одиннадцатом часу с мятой, вымокшей Павловой, которую купила в каком-то крошечном магазинчике по скидке в канун Рождества.

Я падаю на диван рядом с Джорджем.

Рядом на спинке лежит – что непривычно – свитер Чарли, который он, видимо, забыл здесь вчера. Я закрываю глаза, вдыхая его запах, и внутри меня скребет странное чувство. Без него здесь кажется пусто.

Я что, по нему скучаю?

Я чуть ли не прыгаю, когда вибрирует телефон. Это он. Только я о нем вспомнила, как он мне написал.

Хожу по магазинам. Увидел ее и подумал о вас.

Я чуть не задыхаюсь. Он прислал фото довольно впечатляющей голубой в горох юбки, явно сделанной под фасон моды пятидесятых. И с ремнем в цвет. Очень в моем стиле. Я в восторге.

Я не могу удержаться от ответа: фотографирую свитер, переброшенный через спинку дивана. Для Чарли такое не в порядке вещей.

Увидела его и подумала о вас.

Ха! Ну что сказать. Наконец начинаю чувствовать себя, как дома. Надеюсь, вы тоже.

Я склоняю голову на его свитер и закрываю глаза, прижав телефон к груди.

Кто я и что происходит? Где я? Кочую в каком-то лимбе. Я так запуталась, не понимаю, почему так остро ощущаю его отсутствие этим утром. Не знаю, где мое место.

И хоть какая-то моя часть все еще скорбит по Майклу, я боюсь, что влюбляюсь в незнакомца, с которым едва разговаривала. Но не может же такого быть. Слишком рано.

Кажется, будто я в какой-то приемной, жду, когда меня позовут. Жду, когда скажут: «Да, Роуз, теперь ты можешь снова жить. Попробуй смеяться, это разрешено. Ты доказала, что страдала достаточно. Наслаждайся Рождеством. Наслаждайся, как прежде, своей жизнью».

Но никто не написал инструкций, как скорбеть. Это словно ждать поезд, который никогда не прибудет на станцию. Как ходить