— Я много лет жила с закрытыми глазами. Как будто не вижу того, что происходит. Не вижу и не чувствую. Больно, неприятно признавать, что человеку, с которым ты делишь постель, быт, совершенно на тебя наплевать. Это больно. Легче делать вид, что все нормально. Вот честно. Услышав ее последние слова, Сева почти радостно сказал:

— Так давай разведемся! Только все будет по закону. Все имущество пополам.

— Чего? Пополам? Твоего тут ничего нет! — почти вскрикнула Вера, как-то сразу обессилев от его заявления. В висках застучало, когда представила обрисованную Севкой перспективу.

Они тихо смотрели друг на друга: она изумленно, он — зло.

— А ты думала, что я просто так возьму и уйду?

— Да. Именно так я и думала. Просто возьмешь и уйдешь! Все построено и куплено на мои деньги. Бабушка дачу продала, чтобы мы стройку начали...

— Это неважно. Все будет по закону, — самоуверенно заверил Ряшин, выгребая из шкафа стопку вещей. Напыщенный, самовлюбленный, обожающий вещать и провозглашать чужие лозунги, выдавая их за свои собственные.

— Ты и мизинца Майера не стоишь. В подметки не годишься. Дело не в деньгах. После всего, что было, я все же дала нашему браку шанс на жизнь. Но за это время ты ничего не сделал. Вот вообще ничего. Ума хватило только его цветы выбрасывать. Ничего у тебя не выйдет. Можешь считать меня плохой женой... или шлюхой... никчемным человеком, но то, что я заработала своим трудом, ты не получишь никогда. Ты прекрасно знаешь причину, почему я терпела твои выходки. Но всему есть предел. Даже моему терпению и моей благодарности. Ты слишком много на себя берешь. Я найму лучшего юриста по семейному праву, — сказала она, как выдохнула. — Это первый вариант.

— А есть и второй? — обернулся Сева, ожидая пояснения.

— Ты сваливаешь отсюда прямо сейчас. Иначе я звоню Майеру.

— Пожалуешься, что я хочу законно развестись? — усмехнулся Ряшин.

— Нет. Скажу ему, что ты меня ударил.

— Я тебя и пальцем не трогал! Ни разу!

— Что-то мне подсказывает, что он не будет разбираться, вру я или нет. Интересно, сколько ты протянешь, если я вот это ему сообщу?

— Ты этого не сделаешь.

— Сделаю. Или ты уходишь, забывая свою безумную идею о разделе имущества, или я сейчас же звоню Янису и рассказываю душещипательную историю о том, как жестоко ты меня обидел. Не веришь?

Вера не стала ждать, пока Сева оценит серьезность ее намерений. Достала телефон и набрала номер, в первый раз в жизни боясь, что по каким-то обстоятельствам Янис не сможет ответить на звонок.

Но Майер сразу взял трубку.

— Привет, милый, — почти ласково сказала она. Разумеется, это было сказано для Севы, а не для Яниса.

— Что случилось? — спросил он.

Вера отвела телефон от уха и, прикрыв динамик рукой, прошептала Севке:

— Волнуется. Мне продолжать разговор? Или ты сам определишься, как будет лучше для нас обоих?

Севка буркнул что-то нечленораздельное и нецензурное, схватил сумку, которую успел упаковать, и шагнул к двери.

Вера не уступила ему проход, оставшись стоять в дверях.

— Не торопись, — произнесла с ледяными нотками в голосе. — Собери все свои вещи. За раз. И чтобы духу твоего здесь не было.

После этого она развернулась и пошла к себе, надеясь, что грядущую ночь проведет уже в собственной спальне, в своей постели, а не на диване в кабинете.

Майер, видимо, отчаявшись ее дозваться, сбросил звонок и снова набрал сам.

— Что случилось?

— Почему ты решил, что что-то случилось? — как ни в чем не бывало ответила она.

— Потому что ты сказала «милый». Это значит, что ты либо пьяна, чего не должно быть, либо что-то произошло.

— Нет. Ничего не произошло. Я хотела попросить, чтоб ты больше не присылал цветов. Хоть до меня и не дошел ни один букет, все равно больше не нужно. Я не очень люблю срезанные цветы. Не могу смотреть, как они увядают. Лучше пришли ужин. Я вряд ли сегодня буду бегать по обменникам.

Ряшин проникся просьбой жены, собрал вещи и убрался из дома только во второй половине дня. Вера понимала, что Сева не уйдет просто так, но даже в этом муженек сам себя переплюнул. С каким-то извращенным удовольствием он перевернул верх дном каждый ящик, выпотрошил каждую коробку, каждую полку перерыл. Забрал все, что посчитал нужным, и ровно столько же ненужного после себя оставил. Теперь Вере предстояло заново перебрать весь хлам, коего за годы их совместной жизни накопилось достаточно. Впрочем, даже в этом можно найти свои плюсы, если рассмотреть генеральную уборку как определенный вид терапии. Говорят же: хочешь упорядочить мысли — наведи порядок вокруг себя.

Первым делом она принялась за спальню, радуясь, что наконец будет спать в своей комнате, в своей постели. Надоело ночевать в кабинете, бегать в спальню за вещами, в общем, в собственном доме чувствовать себя не очень желанным гостем. План оттолкнуть Яниса, повременив с разводом, с треском провалился. Она недооценила степень его упрямства, всерьез полагая, что эго Майера попросту не выдержит такого удара. Ряшин для него, что красная тряпка для быка. Но Майер выдержал, умудрившись как-то усмирить собственное самолюбие.

Вера как раз закончила уборку в спальне, когда Янис приехал. Разбирая оставленные бывшим мужем завалы, она и думать забыла об ужине, который сама же и попросила. Мимоходом глянув на себя в зеркало, Вера поспешила открыть дверь. Тот еще видок. Ну да ладно, переодеваться поздно, да и незачем.

— Прости, у меня тут небольшой беспорядок, — извинилась она, немного сконфузившись, и провела его в кухню — единственное более-менее чистое место в доме, не считая спальни. Однако Сева и тут потрудился: выгреб большую часть посуды.

Не снимая пальто, Янис прошел за ней и окинул взглядом полупустые шкафы.

— У тебя обыск был, что ли?

— Муж. У меня был. Свалил благодаря тебе, — проворчала Вера.

— Если бы благодаря мне, то он бы еще месяц назад свалил. Но я сдуру пообещал его не трогать.

— Да я не про это. Он собрался имущество делить, я пригрозила, что тебе позвоню. Он сразу и свалил. В отместку, кроме своих шмоток, забрал телевизор, микроволновку и посуду. Кофемашину я не отдала. Спасибо за ужин. Я пока не проголодалась, поем позже.