– Прости, – шепнула одними губами, зля его еще больше. Деон резко выбросил руку и сжал мое горло. Нежели я неправа, и он все же убьет меня? Его глаза еще мгновение назад полыхавшие яростным огнем, превратились в два айсберга. Все, бедный Титаник. И этот Титаник я…

– Раз не желаешь быть моей, не хочешь быть госпожой, будешь прислуживать мне ночью. Приносить вино и еду, когда я этого потребую. Будешь слушать, как я трахаю Стиллу и знать, что на ее месте могла быть ты.

Лучше бы он меня убил…

– Хотя… – Деон резко отстранился и, презрительно осмотрев меня, сказал: – Много чести для полукровки.

Кое-как добравшись до своей комнаты, я закрыла дверь и сползла по ней вниз, глотая соленые слезы. Как же я так попасть умудрилась?! Чужой мир, рядом никого, чудовищная миссия и нежданная, абсолютно ненужная любовь. Никому не нужная! Ни мне, ни ему.

– Лиса? – Кто-то поднял меня и прижал к себе, ласково поглаживая по волосам. Мама? Как же я хочу к маме!

Нет, Элли. Это тоже неплохо. Элли! Я ведь… Я же…

– Прости меня, – заикалась я, даже не пытаясь переждать истерику. – Я не хотела так с тобой. Просто Санди единственный, кого Деон считал почти равным, и кто не потребовал бы за мои вольности расплаты. Прости, Элли.

– Тш… – Она продолжала качать меня, успокаивая.

Как же это было малодушно! Я совершенно не думала о чувствах подруги, только о себе. И сейчас я искренне раскаивалась. Мое место в адском котле с другими предателями. Хорошо, что ада нет.

– Лиса, – начала она, когда я немного пришла в себя, – ты ведь полюбила Темнейшего, почему же отказываешь?

– Ты не понимаешь, это все так сложно… – я не договорила, потому что снова разрыдалась…

Близился рассвет, когда гости разошлись, а те, кто остался, разбрелись по гостевым спальням. Вставать рано определенно никто не будет, а я не буду ложиться. Андвари проинструктировал меня насчет дежурства у покоев Темнейшего. Я была спокойна. Слезы словно иссушили меня изнутри. Не исцелили, а именно выпили досуха. Осталась одна оболочка, пустая и ненужная. Элли сказала, что все не так, каким может показаться. У меня не было сил разгадывать очередной ребус.

Я смыла краску с лица, расчесала завитые волосы, пряча в них страдания, и надела реби. Абстрагировалась от реальности и считала про себя овец. Это помогало не слышать громких стонов, доносившихся из-за двери, а ведь за ней не спальня – гостиная. Так почему же я слышу все настолько четко, будто нахожусь за стенкой картонной панельки восьмидесятого года постройки?

Тысяча семьсот восемьдесят четыре или уже пять – не помню, сбилась. Тысяча семьсот восемьдесят шесть. Сколько там времени? Почти пять. Пора. Я спустилась на кухню и взяла специально приготовленный поднос: легкое охлажденное вино, острый сыр, тонко нарезанный ростбиф, хлеб, завернутый в льняную салфетку. Возле двери в гостиную Деона замерла. Мне было страшно входить. Много страшнее, чем еще день назад, но я справлюсь. Должна. Обязана.

Ручка повернулась бесшумно, также бесшумно я поставила поднос на стол. Сейчас было тихо. Возможно, уснули. Или умерли. А что, чувство юмора, даже черного, наше все. Я повернулась, собираясь уйти, когда заметила возле высокого секретера его. Деон держал в руке бокал и смотрел на меня. Он был полностью обнажен. Сейчас я видела то, чего недавно касалась моя рука.

– Темнейший, – тихо сказала я, опустив голову. Не смотреть! И молиться. Но каким богам молиться, чтобы меня отпустили с миром, не вывернув душу наизнанку. Он ведь не заставит меня смотреть?..

– Лиса.

Его голос в тишине заставил вздрогнуть и поднять глаза. Я сконцентрировалась на красивом, но жестком лице Деона. Нельзя давать повода уничтожить меня морально. Я выставила щиты и блоки, только как защитить сердце?

– Иди спать.

Неужели надоело мучить меня? Но уточнять я не стала. Надо мной сжалились и ладно.

– Благодарю, Темнейший.

Я, не поднимая головы, пошла к выходу. Мой рабочий день окончен. Или нет? Запястье обожгло каленым железом – Деон думает обо мне. А через мгновение я снова в его объятиях, порочных и распутных. Он впился мне в губы, не жалея и не прося, просто беря свое. Руки нырнули точно под реби, сжали ягодицы и насадили на себя. Его член был каменным, словно и не было бурной ночи. Через тонкую ткань шаровар я чувствовала, как он упирается мне в промежность, как желает войти, разорвать, уничтожить препятствия.

Я отчаянно вцепилась в него, как в якорь, в последнюю надежду для утопающего. Я знала, что Деон был с другой: его тело хранило ее запах, а губы – вкус, но невозможно противиться этой тяге. Это была болезненная потребность принадлежать. Только ему. Темнейшему. Деону. Моему господину и повелителю.

– Ты свела меня с ума, котенок, – шептал он. – Я только тебя хочу.

Для меня это было уже много, и в глубине души разум начал уступать чувствам. Внутреннее притяжение всегда сильнее внешнего сопротивления. Закон всех влюбленных дурочек.

– А-аа! – кто-то громко взвизгнул. Я испуганно отскочила. Появление голой Стиллы отрезвило. – Сука! Сука! Сука!

Кажется, она возненавидела меня еще больше. Пора сматываться. А Темнейшему удачи. Я в разборках с дикой любовницей принимать участие не намерена.

Утро – понятие растяжимое, мое уж точно! Выскочив из спальни Деона, я думала – не смогу успокоиться и глаз всю ночь не сомкну, но нет: нервное напряжение сморило мгновенно. Я рухнула на кровать как была, в реби, и моментально провалилась в беспокойный сон.

Ох, аукнется мне эта ночь. Даже во сне эта мысль не отпускала, а когда проснулась – сразу ощутила жжение в руке. Печать горела и пульсировала. Темнейший…

Ночь была бурной и насыщенной и, естественно, я проспала все на свете, а когда изволила выйти из комнаты, тут же заметила странную суету и напряжение. Оно висело в воздухе, затрудняя дыхание. И печать продолжала жечь руку – нужно торопиться. Лучше бы Темнейший связывался через зеркало, как все. Так я прямо чувствую себя девочкой по вызову! Если я начинаю по-дурацки шутить – быть беде.

– Темнейший, – поклонилась я. Деон завтракал, и накрывала стол не я… Косяк.

Он отложил книгу, которую читал, и поднял глаза на меня.

– Выспалась?

Я неуверенно кивнула. Голос у Темнейшего какой-то поразительно ровный. Он злится или, наоборот, я в милости? Не понимаю.

– Присаживайся, позавтракай со мной.

Я подчинилась и, взяв пышную булочку, отщипнула кусочек. А завтрак-то сервирован на двоих: меня ожидали, или это для Стиллы? Где она, кстати? Короткий взгляд на дверь спальни.

– Не беспокойся, котенок, – значит, заметил мое беспокойство, – мы одни.

– Я не беспокоюсь, просто…