– А теперь, леди, готовы ли вы посмотреть на дело с другой точки зрения? – спросил Картер.

Патриция ненавидела этот его голос психиатра и его риторические вопросы, но по привычке кивнула:

– Конечно.

– Эд? – передал Картер слово мужу Мэриэллен.

– Я проверил автомобильный номер, который ты мне дала, – кивнул Эд жене. – Он принадлежит Джеймсу Харрису, приписка Техас, ни в чем криминальном не замешан, если не считать незначительных дорожно-транспортных нарушений. Ты сказала мне, что он принадлежит парню, с которым встречается дочка Китти.

– Хани встречается с этим мужиком?! – в шоке выдохнул Хорс.

– Нет-нет, Хорс, – успокоила его Мэриэллен. – Я придумала это для Эда, когда просила пробить номер.

Китти ласково погладила Хорса по спине, а тот ошеломленно покачал головой.

– Вот что я скажу, – промолвил Эд. – Я всегда рад помочь другу, но я был чертовски сконфужен, когда при знакомстве с Джеймсом Харрисом думал, что он педофил. Это был на редкость неудачный разговор, пока я не сообразил, что меня развели как простака.

– Вы познакомились? – спросила Патриция.

– Мы поговорили, – ответил Эд.

– Вы с ним обсуждали… – От подобного предательства голос Патриции дрогнул.

– Мы говорим уже несколько недель, – встрял Лиланд. – Джеймс Харрис – один из крупнейших инвесторов Грейшиос-Кей. В течение последних месяцев он вложил… ну, я не буду упоминать сколько, но весьма значительную сумму, и за это время я понял, что он человек с характером.

– Ты никогда не говорил мне об этом, – сказала Слик.

– Потому что это не твое дело.

– Не сердись на него, – примирительно предложил Картер. – Хорс, Лиланд, Джеймс Харрис и я создали что-то вроде консорциума по инвестициям в Грейшиос-Кей. У нас было несколько деловых встреч, и человек, которого мы за это время хорошо узнали, весьма далек от образа убийственного хищника-наркодельца, какой вы здесь расписали. Можно с уверенностью сказать, что на текущий момент мы знаем Джеймса гораздо лучше, чем вы.

Патриция думала, что связала свитер, но оказалось, что у нее в руках лишь куча пряжи и все смеются над ней, гладят по голове, посмеиваются над ее ребячеством. Ей хотелось в панике убежать, но вместо этого она повернулась к Картеру:

– Мы – ваши жены, мы – матери ваших детей, и мы говорим вам, что верим в реальность опасности. Для вас наше мнение уже совсем ничего не значит?

– Никто не говорит, что не значит… – начал Картер.

– Мы много не просим, – перебила его Мэриэллен. – Просто проверьте его бокс на складе и, если фургон там, возьмите ордер и обыщите его на предмет связи с этими детьми.

– Никто не собирается делать ничего подобного, – снова влез Лиланд.

– Я говорил с ним, – сказал Эд. – Он объяснил, что все это из-за того что, по его мнению, всем в Олд-Вилладж, а особенно вам, дамы, не нравится, что он паркует свой фургон прямо около дома, и он решил не портить вид окрестностей. Грейс, ведь это ты жаловалась мне на то, что он губит траву? Вот чтобы этого не происходило, он взял «Корсику», а фургон решил отвести в бокс. Он тратит по восемьдесят пять долларов в месяц только ради того, чтобы соответствовать нашему району.

– И за это, – снова подал голос Лиланд, – вы пытаетесь смешать его имя с грязью и выставить наркодилером.

– Мы – люди, занимающие видное положение в местном обществе, – вступил в разговор Беннетт. То, что он до сих пор молчал, придавало особый вес его словам. – Наши дети ходят здесь в школу, всю жизнь мы зарабатываем себе достойную репутацию, а вы собираетесь превратить нас в посмешище, потому что вы – горстка чокнутых домохозяек, у которых слишком много свободного времени.

– Мы всего лишь просим осмотреть его бокс, – подала голос Грейс, чем весьма удивила Патрицию. – Вот и все. То, что вы выпили с ним в яхт-клубе, не доказывает, что он выкован из чистого золота.

Беннетт устремил взгляд прямо на нее. Его обычно такое дружелюбное лицо стало красным.

– Ты споришь со мной? Ты споришь со мной на людях?

Казалось, ярость в его голосе выкачала из комнаты весь воздух.

– Я думаю, нам всем нужно успокоиться, – неуверенно проговорил Хорс. – Они просто беспокоятся, понимаете? Патриции пришлось столько всего вынести.

– Мы беспокоимся о детях, – поддержала Слик.

– Верно, в последнее время Патриция пережила несколько эмоциональных потрясений, – согласился Картер, поглядев на часы. – И это сказалось на ней гораздо сильнее, чем я мог себе представить. Вы, вероятно, этого не знаете, но всего лишь несколько недель назад она обвинила Джеймса Харриса в растлении малолетних. Дамы, у вас всех острый ум, и я знаю, что в таком месте, как это, довольно сложно найти что-то интересное, интеллектуальное, чтобы применить его. Добавим сюда эти жуткие книжонки, что вы читаете на заседаниях своего клуба, – и вот вам благодатная почва для групповой истерии.

– Книжный клуб? – удивился Лиланд. – Они ведь изучают Библию.

Наступила тишина, потом раздался громкий смешок Картера.

– Изучение Библии? – переспросил он. – Вот, значит, как они это называют. Нет, они собираются раз в месяц, чтобы обсуждать те зловещие истории о реальных преступлениях, кровавых убийствах, полные подлинных фотографий жертв, книги, которые продаются в любой аптеке.

Кровь отхлынула от лиц женщин. Слик сжала кулаки, лежащие на коленях, так сильно, что костяшки пальцев стали белыми. Лиланд тяжелым взглядом смотрел на нее с противоположного конца комнаты. Хорс пожал руку Китти.

– Нарушен священный обет, – медленно проговорил Лиланд. – Священный договор между мужем и женой.

– Что здесь происходит? – спросила Кори, показавшись в дверях гостиной.

– Я велела тебе оставаться наверху! – выкрикнула Патриция, выплескивая на дочь всю боль от унижения, которое она испытала.

– Успокойся, Патти, – сказал Картер. Затем повернулся к Кори и, нацепив маску доброго отца, проговорил: – Кори, детка, у нас здесь взрослый разговор.

– А почему мама плачет? – спросила Кори.

Патриция увидела Блю, выглядывающего из столовой.

– Я не плачу. Я просто расстроена.

– Подожди наверху, милая, – сказал Картер. – Блю? Иди со своей сестрой. Я позже поднимусь и все вам объясню.

Дети отступили в глубину столовой. Патриция услышала, как они прошли в холл и стали подниматься по лестнице. Слишком явно и шумно. Она стала считать ступеньки. Шаги остановились не дойдя до верхней площадки, и она поняла, что они сели на лестнице и слушают.

– Я думаю, все, что должно быть сказано, уже сказано, – заявил Картер.

– Вы не остановите меня, – упрямо ответила Патриция. – Я все равно пойду в полицию.

– Я не смогу остановить тебя, Патти. Но я могу проинформировать полицию, что моя жена не в своем уме. Потому что сначала они позвонят не судье, чтобы получить ордер на обыск, а мне. И Эд об этом позаботится.

– Нельзя заставлять полицию гоняться за призраками, – поддержал его Эд.

Картер снова посмотрел на часы и сказал:

– Ну, думаю, теперь осталось лишь одно: извиниться.

Спина Патриции окаменела. Это было то, что никто не мог заставить ее сделать.