Кубрик выжимал все силы из Витали и Д’Алессандро, но при этом всячески заботился о них, и они оставались ему верны. Он не мог обойтись без них и постоянно им это показывал. «Он всегда был так добр ко мне, что я не мог ему отказать», – говорит Д’Алессандро[247]. Любовью и признательностью Витали к Кубрику насквозь пронизан трогательный документальный фильм «Киноработник», охватывающий те годы, когда Витали работал помощником режиссера.

Кубрик был просто одержим стремлением все контролировать и нередко говорил людям как на съемочной площадке, так и вне ее: «Ничего не трогайте, пока не прочтете инструкции!» Туалет для невесомости в «Космической одиссее» с прилагающейся к нему длинной инструкцией – это шутка Кубрика по поводу собственной склонности писать пошаговые указания. У него дома в Чайлдвикбери была инструкция, что делать в случае пожара (целых две страницы текста, включая подробные указания о том, как спасать животных). На съемочной площадке Кубрик, сын врача, любил давать медицинские советы. «Он был уверен, что он хороший врач, – вспоминала Кристиана, – и сводил людей с ума, веля им принимать те или иные таблетки. Женщин, работавших на съемочной площадке, он поучал, что делать, чтобы легче переносить менструацию: “Не ешьте соли, ешьте то-то и то-то,” – говорил он и уходил, оставляя за собой след сигаретного дыма»[248].

Кубрику нужно было, чтобы его жена и дочери были рядом, в Чайлдвикбери. У него были консервативные представления о роли отца, и временами он устраивал допрос с пристрастием бойфрендам своих дочерей. «Ты что, шутишь?» – спросил он свою падчерицу Катарину после разговора с одним из ее кавалеров. Кризис наступил, когда Катарина в тридцать лет решила, что хочет уехать из дома и жить в Лондоне. (Она выходила замуж за ресторатора по имени Фил Хоббс, который впоследствии стал продюсером «Цельнометаллической оболочки» и «С широко закрытыми глазами».) Позже Аня, которая была на шесть лет моложе, тоже решила уйти. «За что они так со мной?» – спросил Кубрик у Д’Алессандро[249].

Окруженный семьей, служащими и домашними животными, всегда в центре оживленного улья деятельности Кубрик был кем угодно, только не отшельником. Он любил готовить для своих дочерей и гостей и даже стирал белье. И постоянно говорил по телефону. Кубрик любил общаться с руководителями Warner Bros. Джоном Калли, Терри Семелом и Джулианом Сеньором, а также с Кеном Адамом, Стивеном Спилбергом и другими голливудскими «инсайдерами». Он почти каждый вечер звонил своей сестре Барбаре. Режиссер Джон Милиус рассказывал: «Стэнли не обращал внимания на время. Он звонил среди ночи, когда ему хотелось. Я, бывало, скажу: “Стэнли, сейчас ночь на дворе”. А он в ответ: “Ну ты же не спишь, правда?” Он никогда не разговаривал меньше часа. Ему просто нужно было многое обсудить – обсудить все»[250].

Когда Кубрик не общался по телефону или факсу (это была его новая любимая игрушка), то размышлял над тем, какой фильм снимать дальше. В начале восьмидесятых он занялся научно-фантастическим проектом, экранизацией рассказа Брайана Олдисса о мальчике-дроиде под названием «Суперигрушек хватает на все лето». В итоге Кубрик, после многих лет работы с Олдиссом и другими писателями, передал идею Стивену Спилбергу. Результатом стал вышедший уже после смерти Кубрика фильм «Искусственный разум» (2001), уникальный гибрид творчества Кубрика и Спилберга[251].

У Кубрика была и еще одна задумка. В начале 1980 года он заговорил с писателем Майклом Герром о создании фильма о войне. Переговоры с Герром в конце концов увенчались успехом в 1987 году. Герр был во Вьетнаме в качестве внештатного военного корреспондента и видел военные действия во время Тетского наступления. Свои истории о боевых действиях он поведал в книге «Репортажи» (1977), ставшей одной из величайших книг в истории военной журналистики. Затем Герр написал сценарий для фильма Фрэнсиса Форда Копполы «Апокалипсис сегодня» (1979), вызвавшего восхищение Кубрика. (После работы над «Цельнометаллической оболочкой» Кубрик сказал, что, по его мнению, фильм Копполы – как музыка Вагнера, а его собственный – как музыка Моцарта, такой же ясный и классический.)

Герр и Кубрик быстро нашли общий язык. Как и Кубрик, Герр был евреем, и ему нравились остроумие и широкий круг интересов режиссера. Он находил, что голос у Кубрика «очень плавный, даже мелодичный», несмотря на его «раздражающий бронксский гнусавый выговор». Он говорил «в приятной и изящной манере, напоминающей Граучо, то повышая, то понижая голос для большей выразительности», – говорил Герр[252].

Голоса Кубрика Герру довелось наслушаться вдоволь. Режиссер, как он вскоре обнаружил, любил звонить ему и часами говорить обо всем на свете. «Я как-то сказал, что 1980–83 годы были как один телефонный звонок, длившийся три года с небольшими перерывами», – позже заметил Герр. «Привет, Майкл, а ты когда-нибудь читал Геродота? Того, который “отец лжи”»? – мог спросить Кубрик. Или поинтересоваться, почему Шопенгауэра всегда считали таким пессимистом: «Мне вот никогда не казалось, что он пессимист; а ты как думаешь, Майкл?»[253] В числе тем обсуждения была опера, Бальзак, Хемингуэй и весь спектр голливудских сплетен.

На следующий день после их первого разговора – о Юнге, холокосте, «Новелле снов» Шницлера и некоторых других вещах – Кубрик попросил Д’Алессандро отвезти Герру две книги: повесть Шницлера и «Уничтожение европейских евреев» Рауля Хильберга (1961). В последнее время он подумывал снять фильм о холокосте. Кубрик каждые несколько недель напоминал Герру прочитать Хильберга, пока, наконец, тот не сказал: «Наверное, сейчас мне просто не хотелось бы читать книгу под названием “Уничтожение европейских евреев”». «Нет, Майкл, – ответил Кубрик, – книга, которую сейчас точно не хотелось бы читать, это “Уничтожение европейских евреев, часть вторая”»[254].

В 1979 году Кубрик и Герр прочитали роман ветерана Вьетнамской войны Густава Хэсфорда «Старики» (Short-Timers – так во Вьетнаме на сленге называли солдат, срок службы которых скоро заканчивается). Хэсфорд, военный корреспондент Первой дивизии морской пехоты, участвовал в боевых действиях во время Тетского наступления, как и Герр. Еще будучи во Вьетнаме, он присоединился к ветеранам, выступавшим против войны. Вернувшись в Америку, он переехал в штат Вашингтон, где работал портье в отеле, обслуживающем лесорубов, которые, по его словам, всегда заявлялись «после драки, да еще и тащили с собой этих неряшливых, чрезвычайно уродливых проституток. На этой работе я имел возможность много читать – как Натаниэл Уэст, знаете ли. Примерно после трех часов ночи, когда все лесорубы вырубались»[255].