Заведующая архивом – это сестринская должность. Элла Аркадьевна изволила пошутить, но Инна Валерьевна приняла ее слова всерьез, потому что в расстройстве соображала плохо. Она вздрогнула от такой перспективы – из князей в грязь! – и чуть снова не начала рыдать, но смогла взять себя в руки.

– Господи! – простонала она, размазывая слезы по бледному лицу, на котором красными были только глаза. – Кем приходится руководить? Идиот на идиоте сидит и идиотом погоняет… Им хоть кол на голове теши, они ничего не соображают. Это же анекдот – санитарка видит во дворе резаного и, вместо того чтобы бежать в хирургию, вызывает ему «скорую»! Ну не дура ли? Пять минут напрасно потеряли – пока она звонила, пока со «скорой» в приемный покой перезванивали. Он же помереть мог, этот алкаш с ножом в печени… Что бы тогда было? Вы бы слышали, Элла Аркадьевна, как его сын на меня орал…

Из любого потока информации Элла Аркадьевна моментально выхватывала нужное.

– Черт с ним, с сыном! – перебила она Инну Валерьевну. – Про санитарку расскажи подробнее. Вызвала она «скорую», а дальше что?

– А дальше со «скорой» в приемный покой перезвонили, – удивленно повторила Инна Валерьевна. – Малухину, дежурному хирургу. И сказали, что между корпусом и трансформаторной подстанцией лежит мужик с ножом в животе. Малухин схватил каталку и побежал… Сразу подняли в операционную, оперировали Эйсмант с Ситяевым…

– Мне без разницы, кто его оперировал! – снова перебила Элла Аркадьевна. – Жив, и ладно! Ты мне про санитарку расскажи подробнее. Вызвала она «скорую», а дальше что? Приехала «скорая»?

– Нет, не приехала, – Инна Валерьевна, начавшая было приходить в себя, снова растерялась, не понимая, чего от нее хочет начальство. – Я же говорю, Элла Аркадьевна, что диспетчер перезвонила нам, в хирургическое приемное. Разговаривала с Малухиным. А санитарка из терапевтического приемного. Филиппова ее фамилия, а как зовут, не знаю.

– Кстати, надо знать! – Элла Аркадьевна назидательно подняла вверх указательный палец. – Как зовут, семейное положение, домашнюю обстановку… Это мелочи, из которых складывается имидж руководителя. С народом надо заигрывать, иначе никак. Назовешь во время обхода санитарку по имени-отчеству, спросишь, как там дочка, не вышла ли еще замуж, и к тебе у подчиненных правильное отношение сформируется. Учись у Сталина. Он наркомов своих держал в ежовых рукавицах, а с горничными на даче был ласков, по имени-отчеству величал, за жизнь с ними беседовал. Вот за эту демократичность его до сих пор и уважают. А «скорая», значит, так и не приехала?

– Нет, Элла Аркадьевна, не приехала. Но со «скорой» еще раз звонили, узнать, нашли ли хирурги раненого. Малухин доложил, что все в порядке.

– Ясно! – Элла Аркадьевна задумчиво пожевала губами. – Значит, так. Уступи-ка мне на часок свое место. Не уходи, просто пересядь. И скажи секретарше, чтобы вызвала Малухина и Филиппову. Немедленно.

– Так они же уже ушли, – пуще прежнего растерялась Инна Валерьевна. – Дежурство-то закончилось…

– Ну мобильники-то у всех есть, верно? Пусть позвонит и скажет, чтобы немедленно явились, директор департамента требует. Пусть бросают все дела и бегут. Одна нога там, другая уже здесь. А я пока тебе алгоритм наших действий расскажу…

Алгоритм пришлось вдалбливать в плохо соображающую голову Инны Валерьевны очень долго. Сначала она не могла понять, чего от нее хочет Элла Аркадьевна. Пришлось повторить три раза, чтобы дошло наверняка. Потом Инна Валерьевна попыталась устраниться, сказав, что поручит это дело заместителю по медицинской части Шашковой, а то ей как-то неловко. Элла Аркадьевна прикрикнула на нее – что значит «неловко»? – и пригрозила сделать главным врачом Шашкову. Инна Валерьевна снова разрыдалась. Затем она умывалась холодной водой прямо здесь, в кабинете, благо раковина для мытья рук есть во всех больничных помещениях, включая и кабинет главного врача. Холодная вода сделала свое дело – у Ирины Валерьевны порозовело лицо, а в голове прояснилось настолько, что она смогла внятно и точно повторить наставления Эллы Аркадьевны. После этого Элла Аркадьевна поговорила с Малухиным, который давно уже ждал своего часа за дверью. Он, как выяснилось, никуда не уходил, а прилег поспать в изоляторе, потому что вечером снова должен был заступать на дежурство. Малухин с полуслова понял, чего от него хочет начальство, поэтому разговор с ним длился около пяти минут. Элла Аркадьевна взяла понятливого хирурга на заметку. Вменяемый, молодой, энергичный. Зачем такому ценному кадру прозябать в приемном покое?

С санитаркой Филипповой, конечно же, пришлось повозиться. Та пришла донельзя напуганная – санитарок обычно выше, чем к главной медсестре, не вызывают, а тут сама директор департамента на ковер потребовала! – и сразу же начала ныть, жаловаться на свою несчастную жизнь и алкоголиков, которые отравляют ее и на работе, и дома.

– Успокойтесь, Ирина Юрьевна, – ласково сказала ей Элла Аркадьевна, демонстрируя Инне Валерьевне пример правильного общения с народом. – Выпейте водички, и поговорим. Я вас для разговора пригласила, а не для того, чтобы ругать. Ругать вас не за что, вы все сделали правильно. Увидели окровавленного человека с ножом в животе и вызвали «скорую»…

Филиппова, не ожидавшая подобного обращения, впала в ступор. Но от нее, собственно, многого не требовалось. Только подтвердить, что вызов у нее приняли. Приняв во внимание интеллект Филипповой, Элла Аркадьевна сама продиктовала ей ее собственную объяснительную. На прощанье предупредила, чтобы та не волновалась, если с ней захотят побеседовать журналисты. Но говорить надо слово в слово то, что написано в объяснительной. Иначе вместо обещанной премии в размере трех окладов (ну а чем еще простимулировать санитарку?) будет увольнение. Санитарить в приемном покое выгодно, там постоянно что-нибудь «обламывается» в хорошем смысле от народа, поэтому Филиппова очень дорожила своим местом. Лучше только на кухне, но туда попадают только по великому блату.

Закончив дела в больнице, Элла Аркадьевна вернулась в свой кабинет и вызвала к себе Каркулову и Исаева. Каркулова, которая сидела на том же этаже, явилась первой. Она сначала не поняла, зачем ей нужно бросать все дела и встречаться с родственниками «героя дня», но когда въехала, довольно заулыбалась и сказала, закатив глаза кверху:

– Элла Аркадьевна, это будет нечто!

«Будет, – подумала Элла Аркадьевна. – Непременно будет. Если этот кретин Исаев снова не подведет».

С Исаевым Элла Аркадьевна разговаривала строгим, холодным, отчасти даже недружелюбным тоном, давая понять, что она сильно сомневается в его способностях, но все же предоставляет возможность реабилитироваться. Исаев дал честное офицерское слово, что исполнит все в точности. По своему существу порученное ему дело было простым. Сложность заключалась в том, чтобы выполнить поручение тайно, не привлекая ничьего внимания.

– Накосячишь снова, тебе хана!

Проводив Исаева этим ободряющим напутствием, Элла Аркадьевна позвонила Сергею Октябриновичу.

– Я показывала в Москве в министерстве ваши статьи. Всем очень понравилось, – Элла Аркадьевна отчасти сказала правду, одну статью, ту, в которой рассказывалось о грубияне, совмещающем должность главврача с работой на линии, она действительно показывала в министерстве. – Ваша газета, Сергей Октябринович, отличается от всех прочих хорошим стилем, хорошим вкусом и умением выбирать из жизни самое интересное…