Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы ведь выпьете со мной еще чаю?
Пришлось пить, да к тому же грызть кошмарную выпечку его жены, поклонницы Эркюля Пуаро.
На этот раз долго мучиться не пришлось – подчиненный пришел без папки и сообщил:
– В указанный временной интервал звонка из «Королевской лужайки» в Кингз-Эббот не было…
Нина, обхватив чашку, задумалась. Ну да, не было, потому что Паркер никому не звонил. И звонка, как она сама и думала, быть не могло, потому что это противоречило реальным событиям, имевшим отношение к убийству Роджера Экройда.
– Мне очень жаль… – произнес явно расстроенный хозяин кабинета. – Месье Пуаро наверняка желал не это услышать…
Нина ответила:
– О, как раз это! Месье Пуаро крайне вам благодарен. То, что звонка не было, это отлично, просто хорошо…
Но в распутывании клубка местных интриг ей явно не помогало.
И тут Нину осенило, и она любезно произнесла:
– А можете оказать месье Пуаро еще одну услугу и проверить еще один звонок? Клянусь, последний!
Босс телефонной компании благодушно заявил:
– Ах, ну конечно же!
Как хорошо, что в 1926 году никто и понятия еще не имел о защите данных и частной жизни клиентов!
Нина, глядя на подобострастно взирающего на нее подчиненного и чувствуя, что волнуется, отдала распоряжение:
– Проверьте, прошу вас, был ли звонок с узловой железнодорожной станции Кингз-Эббот в тот же день, пятницу, 17 сентября, в районе десяти вечера. И если был, то по какому номеру звонили?
Это должен был быть тот самый звонок, который и изобличал доктора Шеппарда как убийцу Роджера Экройда, – звонок уезжавшего на экспрессе стюарда трансатлантического парохода, сказавшего доктору, что ответа на переданную им пациенту записку не будет.
Что и позволило – в романе – доктору выдать этот звонок за звонок от Паркера и помчаться туда прятать в свой саквояж диктофон.
Диктофон с таймером, которого в 1926 году просто не могло быть.
Но, может, в 1926 году в ее мире, но не в этом?
Нина похолодела и от волнения, сама того и не заметив, сгрызла всю ужасную твердую сдобу, испеченную супругой босса телефонной компании.
– Вижу, мисс, вам понравилось. Если хотите, моя дражайшая вторая половина охотно даст вам рецепт этой выпечки…
– Всенепременно! – заявила Нина. – Месье Пуаро большой любитель эксклюзивной выпечки и будет крайне рад.
Хозяин кабинет зарделся от счастья.
Появился подчиненный, на этот раз снова с черной папкой, и Нина замерла от волнения. Он протянул папку боссу, тот же, даже не раскрывая, вручил ее Нине.
– Прошу вас, мисс Дорн! А моя скромная помощь в расследовании мистера Экройда будет потом упомянута в записках капитана Гастингса?
Капитан Гастингс, по крайней мере в романе, пребывал в данный момент на своем ранчо в Аргентине, но Нина не стала этого говорить, дабы не расстраивать славного человека, пусть и с женой, которая не умела печь.
Нина боялась заглянуть в папку. А что, если она все же увидит, что имел место звонок в коттедж доктора Шеппарда?
Звонок был, причем всего один, что с учетом позднего часа было неудивительно, но – и у Нины сразу отлегло от сердца – звонили отнюдь не в коттедж доктора Шеппарда.
И тем самым было документально доказано, что доктор Джеймс Шеппард не убивал Роджера Экройда.
Потому что без звонка у него не было алиби, но оно доктору и не требовалось, потому что Роджера Экройда убил кто-то другой.
Но кто?
Не исключено, что тот, кому и был сделан звонок с железнодорожной станции. Только, как убедилась Нина, это было не чье-то имя, ей знакомое, а название: аптека «Золотой клюв».
Кто-то в десять вечера звонил в аптеку?
И тут ее как током ударило.
Она извлекла из сумочки список звонков, последовавших вчера в «Три оленя». Причем так неудачно, что в спешке выронила на пол тунисский кинжал, изъятый ею из витрины в «Королевской лужайке».
Да нет же, марокканский!
Поймав изумленные взгляды обоих мужчин, Нина, ловко подхватив кинжал, элегантным жестом засунула его обратно в сумочку и пояснила:
– Крайне важная улика, которую я переправлю месье Пуаро!
Взгляд подчиненного остался скептическим, а вот взгляд босса при упоминании имени Пуаро сразу потеплел. Мысленно вознеся молитвы святому Эркюлю (есть ли вообще такой?), Нина развернула искомый список и убедилась: да, один из четырех звонков, которые поступили вчера в «Три оленя», тот самый звонок, когда кто-то, прикинувшись дворецким Паркером, выманил ее к церкви с явным намерением убить, последовал из аптеки «Золотой клюв».
Вывеска аптеки в Кингз-Эббот, куда Нина вернулась из Кранчестера, опять же на такси, в самом деле представляла собой огромный золотой клюв.
Заметив, что невысокий, облаченный в белый халат человечек с круглой лысой головой и в больших очках, явно аптекарь, обслуживает за прилавком почтенную пожилую матрону, Нина сделала вид, что изучает полки с пузатыми склянками, заполненными разноцветными пилюлями.
Когда посетительница наконец удалилась, аптекарь устремился к Нине, любезно приветствуя ее:
– Добрый день, мисс! Кажется, вы у меня еще не были? У меня отличная память на лица!
Нина, посмотрев на этого слащавого, такого с виду безобидного, отчасти даже карикатурного типа в белом халате, холодно произнесла:
– Дорн. Нина Дорн.
Звучало почти как «Бонд. Джеймс Бонд».
Впрочем, на лучащемся лице аптекаря не дрогнул ни один мускул, и он пропел:
– Крайне рад знакомству, мисс Дорн. А меня зовут Захария Осборн, я владелец этого скромного заведения, которое было основано моим прапрадедом, тоже Захарией Осборном!
Нина вздрогнула, уставившись на аптекаря. Потому что в романе Кристи «Вилла “Бледный конь”» тоже имелся такой вот безобидный аптекарь, причем также звавшийся Захарией Осборном, и он, как выяснялось в финале, был главой корпорации по убийству людей, зарабатывавшей на этом бешеные деньги.
Случайность или нет?
В романе аптека располагалась не в деревушке Кингз-Эббот, а в Лондоне, но то в романе, а в реальности все было иначе.
Но значило ли это, что, как и в романе, этот смешной аптекарь тоже был главой преступного синдиката и инициатором множества убийств?
Например, убийства Роджера Экройда?
Ведь именно ему звонили с железнодорожной станции в десять часов вечера, спрашивается – зачем?