Потом принесли ужин на легкомысленном подносе с забавныминожками. В устойчивой вазе посередине подноса стояла маленькая красная розочка.

— Давайте я вам в постель подам, — сказала принесшая подносдевушка. — И вы поешьте. У нас все очень вкусно.

Александра еще жевала что-то, когда дверь распахнулась и впалату ворвался Филипп. В руках у него был пакет и огромный нелепый букет вцеллофановых кружевах и лентах. Он бросил в угол свои свертки, стремительноподошел к замершей Александре и поцеловал ее в единственное доступное место подправый глаз.

— Ну что? — спросил он. — Жива?

— Жива, — ответила она не слишком уверенно. — Что случилось,Филипп?

— Какой-то хулиган ударил тебя на лестнице ножом, — сказалон, как будто об этом она и спрашивала. — Я вышел, но было уже поздно. Я его невидел.

Конечно, он его не видел!

— Зачем ты меня сюда привез? — спросила она. — У меня что,тяжелые ранения?

— Нет у тебя никаких ранений. — Филипп открыл дверь вкоридор и сунул букет охраннику Володе. — Просто разрезана щека. И ухо. Черезнеделю все пройдет. Здесь только проследят, чтобы не осталось следов.

— А могут? — спросила Александра довольно равнодушно.

— Нет, — сказал Филипп, усмехнувшись, и добавил: — Ты была иостанешься самой красивой женщиной на свете.

— Ну да, конечно, — согласилась Александра без энтузиазма.

Постучав, вошел Володя и поставил цветы на журнальный столик— теперь они были в роскошной вазе.

— Прошу прощения, — пробормотал он.

— Зачем мне охрана, Филипп? — спросила Александра, когда заВолодей закрылась дверь. — И откуда она? Ты ее что, нанял?

В ее тоне было такое глубокое недоверие, что он засмеялся.

— Я попросил знакомых посмотреть за тобой, — сказал он. —Это не надолго. Пока я не найду того, кто тебя ранил…

— Ты подозреваешь международный заговор? — спросила она сулыбкой и осеклась.

Конечно, ему неизвестно, из-за чего все произошло. Но она-тознает! Знает совершенно точно. Едва приняв решение передать Глебову Ванинукассету, она уже твердо знала, что рано или поздно ее обязательно убьют.Непонятно только, почему все же не убили.

— Филипп, — сказала она и села в кровати, — я тебя оченьпрошу, не нужно никого искать. Таких случаев сколько хочешь… И твоя дурацкаяохрана ни к чему. Скажи своим знакомым, пусть ее заберут.

— В чем дело, Алекс? — спросил он строго. — Что с тобой?

— Ничего! — Она чуть не плакала. Не рассказывать же ему, чтовсе это время она участвовала в неких чужих подковерных играх и это едва нестоило ей жизни. Она не могла его в это посвятить потому, что, во-первых, недоверяла ему, а во-вторых, боялась за него. Он мог вскипеть, сделать что-нибудьнеосторожное и оказаться втянутым в совершенно ненужные ему русские разборки.Или — еще хуже! — он мог пойти в милицию, а то и просто испугаться и уехать…

Неужели мог бы? Неужели он мог бы испугаться и уехать?..

Он сидел в кресле, хмурый и напряженный, и о чем-то думал.И, как всегда, Александра не представляла, о чем.

Если бы она прочла сейчас его мысли, ее жизнь раз и навсегдастала бы в миллион раз легче и понятней…

— Охрана останется, — сказал он твердо. — По крайней мере,пока ты здесь и я могу быть с тобой только вечером.

— Не ищи ты никого, ради бога! — взмолилась она. — Мнесовершенно это не нужно. Я не хочу никому мстить, Филипп. Тем более этообычное… хулиганство.

Он знал, что это не обычное хулиганство, но возражать нестал.

— И что это за больница? — продолжала она тоном сварливойжены, надеясь отвлечь его и не очень в это веря: он был очень упрям, как ишак,— Александра его уже знала. — Что это за шикарные апартаменты? Мое пребываниездесь не подорвет твой французский бюджет, распланированный на годы вперед?Имей в виду, я не смогу заплатить даже за ужин, который только что съела…

Ее хитрость удалась — он внезапно захохотал и пересел скресла на край кровати.

Хорошо бы обнять ее и забраться к ней под толстое теплоеодеяло. А потом рассказать, как однажды, еще в Сорбонне, он впервые влюбился,как ему казалось тогда, всерьез, и какие чудовищные глупости он совершал. Илиспеть ей французскую песенку про трех медведей. Или сказать, как она емунравится, даже с бинтами на всех видимых частях тела, даже в халате, делавшемее похожей на какой-то забытый комедийный персонаж…

Он давным-давно ни в кого не влюблялся и был уверен, что невлюбится никогда, но он влюбился в Александру Потапову и осторожно радовался,что она его жена.

Он давно готов был прожить с ней всю свою жизнь.

— Ты не слушаешь меня? — удивленно спросила Александра.

Он не просто не слушал, он не слышал ни слова.

— Обещай мне, что не будешь заниматься никакими поисками, —сказала она, глядя ему в глаза. — Слышишь, Филипп?

— Какими поисками? — уточнил он. Ему не хотелось давать ейпустых обещаний.

— Ах, господи, поисками человека, который напал на меня вподъезде, — сердясь, сказала Александра, уверенная, что он нарочнопридуривается.

— А… — протянул Филипп. Поисками этого человека он и несобирался заниматься. Он был ему не нужен. — Да, да, могу тебе обещать, что небуду его искать. Обещаю.

Должно быть, последствия удара головой о ступеньки лестницывсе-таки были серьезней, чем казалось на первый взгляд, потому что онаотнеслась к его словам с полным доверием и успокоилась, решив, что Филипп небудет вообще ничего предпринимать.

— Звонили твои дамы, — сообщил он, поправляя ей волосы. — Ясказал, что ты здесь. Завтра они приедут.

Господи, как же она забыла!

Лада и Маша… Их нужно предупредить — пусть спрячутся, уедуткуда-нибудь, хоть на время…

— Ты сказал им, что я… что меня…

— Я сказал им, что в подъезде на тебя напали хулиганы, —проговорил Филипп. — Что ты так разволновалась?

— Они точно завтра приедут? — спросила она с отчаянием.

— Вот телефон, — сказал Филипп. — Звони. Я тебе мешаю?

— Нет! — выпалила она. — Нет, что ты! Я так тебя ждала…

Это была истинная правда.