Нет, все в последнее время шло неплохо. Андрей чувствовалсебя преуспевающим и напористым, ему казалось, что начальники и впрямь готовысчитать его своим и у корыта он теперь не самый крайний… А история с Глебовым…Да она давно в прошлом! В их мире, где сенсации рождались и умирали в течениедесяти минут, Глебов, считай, уже день позавчерашний…

Так утешал себя Андрей и все-таки боялся.

Вика слегка подтрунивала над ним — ведь она-то все давнознала. Ей-то папочка небось в первую очередь новость сообщил…

Когда они приехали на дачу и Андрей прошел в кабинет тестя,был уже поздний вечер. Андрей сел в гостевое кресло и преданно посмотрел натестя.

— Ну, ты молодец, Андрюша, — сказал тесть. — Хвалю. Помог,спасибо. У вас там скоро одна вакансия освободится… Что ты скажешь, еслиназначим тебя заместителем генерального продюсера?

Александра выписалась из больницы только в конце февраля.Она и сама не знала, почему провалялась в ней так долго. Примерно через неделюпребывания там у нее пропало желание жить.

— Депрессия, — так объяснил Филиппу ее состояние лечащийврач. — Ей нужно серьезно лечиться. Состояние запущенное. Вы не знаете, чемможет быть вызвана такая серьезная депрессия?

Филипп знал, но говорить врачу не собирался. В самом деле,не объяснять же этому чужому, холодно заинтересованному человеку, как жила егожена последние полгода. Он просто счел бы, что у Филиппа тоже депрессия. Илипсихоз.

Александра лежала, не читая и не включая телевизор, и всевремя смотрела в окно. Ее не радовали даже постоянные визиты ее драгоценныхподруг, которых Филипп, ревнуя, уже начинал ненавидеть. Смешно, но он ничего немог с собой поделать.

Хуже всего то, что на него навалилась целая куча дел. Онкрутился день и ночь и приезжал лишь на несколько минут поздним вечером. Но ей,видимо, было все равно, занят он или свободен.

Ее шрамы давно зажили, и — прав был тот, самый первый врачсо «Скорой» — следов от них почти не осталось.

Александра медленно приходила в себя, но все еще была далекаот прежней Александры. Тогда Филипп решил, что все его дела могут подождать двенедели, и сказал ей, что в начале марта они поедут в санаторий.

— В какой еще санаторий? — вяло удивилась она.

— Не знаю, в какой, — откровенно сказал Филипп. — ПодМоскву. Где-то с севера.

— На севере, — поправила Александра. — А ты тоже собираешьсятам жить или будешь наезжать, как образцовый муж?

— Нет, мы будем вместе, — сказал Филипп. — За тобой нуженпригляд.

— Не пригляд! — совсем развеселилась она. — Так не говорят.Говорят: за тобой нужен глаз да глаз.

— Ну, пусть глаз, — согласился Филипп. — И чем скорее тыпоправишься, тем раньше мы поедем.

Это очень ее воодушевило. Хоть какой-то проблеск в тойсеро-черной мути, в которую превратилась ее жизнь.

Прошло полгода после исчезновения Вешнепольского, а от негопо-прежнему не было ни слуху ни духу. Маша сохла и худела, Александра видела,что ее надежды тают, у нее уже нет сил убеждать себя в том, что он вернется.Лада старалась крепиться, но ее Васятка, снятый с работы, общаться с нейперестал, а Александра подозревала, что в конце концов Ладка в него влюбилась.Так что было от чего впасть в депрессию.

Но перспектива поездки в санаторий, где они вдвоем сФилиппом будут гулять, читать, спать и есть, неожиданно ее увлекла. О том, чтоубийца обязательно предпримет вторую попытку, она старалась не думать,уверенная почему-то, что это должно произойти в Москве. Значит, приведениеприговора в исполнение откладывалось.

Санаторий, когда-то, наверное, очень дорогой ипривилегированный, пребывал в некотором запустении, впрочем, весьмаромантичном.

Огромная территория, одной стороной спускающаяся кИстринскому водохранилищу, другой глубоко уходила в дремучий лес. Веселыеотдыхающие катались там на лыжах. Главный корпус был выстроен в стилесталинского ампира, но Александра с Филиппом поселились в коттедже неподалеку.

Коттедж всеми окнами смотрел в лес, в нем было четырезамечательные комнаты. Самая большая, гостиная, где под замысловатой лампойстоял уютный стол, имела даже небольшой «фонарик». Там хорошо было курить,забравшись в кресло и глядя в лес. Мебель была тяжеловесной и не казенной.

Александра сразу стала гулять, потом пошла в бассейн, апотом записалась в баню… После долгих поисков они с Филиппом нашли себе налыжной базе подходящие ботинки и вышли на лыжах в лес. Но кататься было плохо —пришла следующая за крещенскими морозами оттепель, с деревьев капало, на лыжиналипали пудовые комья снега, приходилось то и дело останавливаться и счищатьих палкой.

Ели они в санаторной столовой, в главном корпусе. Еда былане слишком разнообразной, но довольно вкусной.

Такой образ жизни Александру вполне устраивал. Иногда,правда, ей приходилось идти в бассейн или столовую в одиночестве, потому чтоФилипп работал или разговаривал по телефону, а баню он вообще глубоко презирал,но в теплом коттедже среди леса она как-то сразу расслабилась и пересталадумать об ужасах, еще ожидающих ее или уже прошедших.

Они тихо и мирно прожили в своем коттедже около недели,когда неожиданное событие в очередной раз перевернуло всю жизнь АлександрыПотаповой.

Размахивая рюкзачком и стараясь не угодить в лужу,Александра шлепала к своему коттеджу. В синем свете фонарей, который понеизвестным науке причинам назывался дневным, косо летел мокрый снег, подногами хлюпала жидкая каша. Хорошо, что они еще не уезжают. Если завтра этукашу прихватит морозцем, проехать можно будет разве что на «бэтээре».

Навстречу попались соседи — развеселая компания с собакой.Им все было нипочем — снег так снег, дождь так дождь. Судя по тому, сколькоящиков с водкой они перетаскали из своей машины, отдыхать они собиралисьвсерьез. На этот раз они почему-то не шумели, мимо Александры протопали оченьбыстро и рысью направились к главному корпусу.

На подъездной дорожке возле коттеджа стоял громадный, кактанк, черный джип, а за ним поблескивал мокрыми боками черный «Мерседес».Обходя их, Александра по щиколотку увязла в ледяной жиже, ботинки мгновеннопромокли, и, вылезая на почти оттаявший асфальт, она ужасно разозлилась намашины и их хозяев, которые ни о ком, кроме себя, не думают.

Оказавшись на асфальте, она потопала ногами и с презрениемоглянулась на джип. В салоне над водительским креслом горел свет — из-затонированных стекол казалось, что джип необитаем, — и водитель, перегнувшисьчерез руль, неотрывно смотрел на Александру.