— Митя, ты там заснул, что ли? Ну сколько можно?

— Иду, — глухо откликнулся он.

Они сидели за столом, Марина подкладывала сыновьям лакомые кусочки.

— А вам, Юрий Максимович?

— Нет, нет. Спасибо! Очень вкусно, но я уже сыт. Как у вас на работе дела? Как ваша очаровательная подруга?

— Наташа? — Марина замялась. — Она уволилась.

— Как? — удивился учитель. — Почему?

Марина пожала плечами:

— Я ведь еще в отпуске. Завтра выйду на работу, что-нибудь узнаю.

— А ты ей не звонила, тете Наташе? — спросил Митя.

— Звонила, разумеется. Ее муж и сообщил эту новость. Сказал, что Наташа уехала в Новгород. По путевке. Скоро вернется и сама обо всем расскажет. Она вам понравилась? — Марина повернулась к Юрию Максимовичу.

— Да, симпатичная женщина. Но вы мне больше нравитесь, — улыбнулся он. — Ну что, орлы, наелись? Можно приступить к раздаче слонов?

— Йес! — вскричал Санечка.

Юрий Максимович достал из пакета набор дорогих гелевых авторучек.

— Это тебе, Саша. Поздравляю тебя с началом учебного года.

— Спасибо, Юрий Максимович! Классные ручки! Здоровский подарок.

— Рад, что тебе понравилось. И хочу сказать, что девятый класс — это очень ответственно. Это, по сути, выпускной класс. Чем ты собираешься по жизни заниматься?

— Компьютерами! Компьютерной графикой. Это очень перспективно!

— Что ж, хорошо, когда у человека ясная цель впереди. Митя, а тебе альбом. Итальянская живопись эпохи Возрождения. Возьми!

Митя, наблюдавший за учителем со странной полуусмешкой, не двинулся с места. Юрий Максимович поднял на него холодный взгляд. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

«Как боксеры на ринге», — пронеслось в мозгу Марины.

— Митя, что же ты? Возьми. Посмотри, какой прекрасный подарок! — глядя на бледное лицо сына, она пыталась сгладить возникшую за столом неловкость.

— У меня руки грязные. Я потом посмотрю.

— Так иди и вымой! — резко произнесла Марина.

Митя поднялся и вышел из комнаты.

— Не знаю, что с ним происходит, — пожаловалась женщина. — То все нормально, а то вдруг озлобленность такая...

— Не обращайте внимания — переходный возраст, — одними губами улыбнулся Юрий Максимович.

— А когда он начинается? — встрял Саша.

— А что? — Марина повернулась к младшему сыну.

— Когда мне можно будет выкаблучиваться? Со ссылкой на переходный возраст? Можно, я завтра же и начну?

— Попробуй только! — вскричала женщина. — Мало мне Митьки! Вы меня с ума сведете!

— Ладно, я к себе, можно?

— Иди, чудо мое. Спасибо матери, конечно, никто не скажет.

— Кто-нибудь да скажет, — откликнулся Саня и исчез.

— Эти дети — гвозди в крышку моего гроба, — вздохнула Марина.

— Ну-ну, не преувеличивайте. Они у вас отличные ребята.

— Спасибо! Юрий Максимович, можно мне альбом посмотреть? У меня руки чистые.

— Конечно! Я знаю, что вы — хорошая девочка.

Марина, невольно покраснев, именно как девочка, села на диван, разложив альбом на коленях. Юрий Максимович сел рядом. Они перелистывали страницы, тихо переговариваясь. Митя вернулся в комнату, сел на свое место.

— Посмотрите, Марина Борисовна, какие удивительные лица! Посмотрите на эти четко очерченные женские рты — своевольные, сластолюбивые, которые любили и умели рисовать великие мужеложцы той эпохи.

— Да, да, вы правы! Я сама всегда глаз оторвать не могу. Идешь по этим залам и замираешь от восхищения...

Короткий, сдавленный возглас, не то смешок, не то рыдание, заставил Марину поднять голову.

Митя смотрел на них немигающими глазами.

— Знаете, Марина Борисовна, мне порой кажется, что Митя родом из глухой тайги. Из семейства старообрядцев Лыковых. Мне порой кажется, что он и в Эрмитаже-то не был.

— Почему? — растерялась Марина. — Он был. С вами.

— А без меня?

— Митя там постоянно бывает. Его все знают.

— В таком случае откуда это ханжеское неприятие... интимных сторон жизни. Да, гениальные художники и скульпторы имели склонности, которые сегодня некоторым кажутся... неприемлемыми... Но это не умаляет их таланта!

— Конечно, Юрий Максимович! — с жаром откликнулась Марина. — А Древняя Греция? Римская империя? Митя, просто тогда на эти вещи смотрели гораздо проще и шире! Дозволялось любить всех... И вообще, если люди любят друг друга, если чувство взаимно, какая разница, между кем оно возникает: между мужчиной и женщиной или мужчиной и юношей. Или...

— То есть ты бы не возражала, чтобы твои дети стали гомиками? — грубо оборвал ее сын.

— Митя, что ты говоришь? — прошептала Марина.

— Дмитрий сегодня явно не в духе. Поссорился с кем-нибудь? — Максимыч глядел на него холодным, властным взглядом светло-серых глаз.

— Нет.

Митя отвел глаза. Не умел он выдерживать этот взгляд. И ненавидел себя за это.

— Мне пора. Спасибо, Марина Борисовна! Прекрасный ужин! Как всегда, впрочем. А ваше милое общество не заменят никакие яства. Митя, проводи меня! — приказал учитель.

— У меня уроки не сделаны...

— Митя! Да что это, в самом-то деле! Немедленно одевайся и проводи Юрия Максимовича! — вскричала Марина.

Митя молча вышел в прихожую, надел кроссовки, накинул ветровку.

Когда они вышли на улицу, Максимыч схватил его за отвороты куртки, резко встряхнул и прошипел, глядя в глаза:

— Если ты, щенок, позволишь себе еще одну подобную выходку, твоя мать потеряет работу. А может быть, и жизнь. Автотранспорт, знаешь ли, совершенно неуправляем. Понял? А теперь катись домой! И помни: я буду делать с тобой все, что захочу! И когда захочу!

Константин Дмитриевич Меркулов пригласил к себе Турецкого и Грязнова утром двадцатого декабря.

— Ну что, друзья, как дела? Напоминаю, что сегодня ровно месяц со дня задержания и взятия под стражу Олега Мостового. У следствия остается в запасе два месяца. А учитывая надвигающуюся лавину новогодних праздников — гораздо меньше. И меня постоянно дергают. Все, кому не лень. Каковы успехи в расследовании убийства Новгородского?