— Зоя… — она запнулась, находясь ещё под впечатлением, зарделась от этого, но тут же рассердилась на себя и громче закончила: — Михайловна.

— Зоя свет Михайловна. Великолепно! — произнёс он и поклонился. — Не ждали, не гадали, а к нам, значит, сама Жизнь[13] пожаловала. Чуешь, Сморчок?

Совсем склонившись, он пошарил рукой, кого-то выискивая в ногах, и она, опустив глаза, приметила чудненькую малюсенькую собачонку, суетящуюся у его домашних туфель.

— Будем знакомы, Игнат Демидович Громов, — выпрямился он, подняв собачонку на руки. — А вот это Сморчок. Единственное на свете существо, бескорыстно коротающее время со своим хозяином. Чем обязаны, извиняюсь?

— Какая прелесть! — едва успела она протянуть руки, как проворное существо само перекочевало к ней.

— Милости просим, — Громов между тем отступил на шаг и распахнул перед ней двустворчатые двери в уютный кабинет с бросающейся в глаза умело подобранной старинной мебелью.

— Ух ты! — вырвалось у неё само собой. — Неужели камин! Откуда такая редкость?

Сооружение у стены действительно ошеломляло. Было видно, что это настоящее, не декорация, но она не удержалась.

— И топится?

— Ещё как, — сухо сказал он и закашлялся.

Только теперь она обратила внимание на болезненный цвет его почти бескровного лица и тёмные мешки под глазами.

— Пожалуйте зимой и убедитесь, — договорил он слабым голосом.

— Я, право… — смутилась она. — Павел Никифорович порекомендовал…

— Федонин? — чуть не вскричал он. — Так бы сразу и сказали. А я голову ломаю.

— Он предложил вас в качестве консультанта…

— Понимаю, понимаю, — энергично закивал он головой и весь переменился. — Теперь всё понимаю. Это Юрию Михайловичу я обязан. Донскову. Помнится, года два назад, я ещё в институте… да, да… по его настоянию мне предложено было возглавить комиссию по одному серьёзному пациенту.

— Пациенту?

— Ну да. В определённой степени, конечно. Это был сложный случай вялотекущей шизофрении. Больной лишил жизни нескольких человек.

— В каком районе? Что-то я не припомню, — перебила она.

— Долго искали, — опустил он глаза, вспоминая. — Сложная форма расщепления психики. Тяжелейший случай. Он наложил на себя руки, в конце концов.

— Странно, я ничего не слышала…

— Ну как же! А Юрий Михайлович, значит, вспомнил меня, — поджал губы Громов и покачал головой. — Два с лишним года. Я уже давно не практикую, знаете ли… А как вчера. Да, да, я у него консультировал.

— Вот, так сказать, и я… — начала она.

— Может, чаю? — он так и стоял в проёме, хотя по глазам было видно, сознание его ещё плутало в прошлом.

— Не откажусь, — ей почему-то захотелось продлить удовольствие от присутствия в этом уютном тёплом уголке; притемняющие занавеси на большом окне убаюкивали, солидная обстановка из потемневшей от времени мебели располагала к покою, хозяин — весь сдержанность и предусмотрительность, и это существо, доверчиво уткнувшееся милой мордочкой ей в блузку, — всё её пленяло.

Он пододвинул ей единственное кожаное кресло к круглому столику с ажурными ножками и кивнул на стопку журналов с изящной тумбочки.

Она опустилась в кресло и блаженно закрыла глаза. «Боже мой! — затуманилось в голове, — будто и не было сумасшедшего, безжалостного дня!..» Тихая ласковая нега окутала её, не хотелось двигаться, шевелиться, мысли и те, казалось, таяли, млея. «Прямо, граф Монте-Кристо какой-то», — вспомнился ей красочный французский фильм, который они как-то смотрели с Кириллом, тот сподобился и в кои веки вытащил её в кинотеатр «Октябрь».

Мысль о Кирилле враз заставила её открыть глаза и прийти в себя, пискнула жалостливо собачонка, она бросилась отыскивать её где-то под собой в кресле.

— Ничего, ничего, — успокоил появившийся в дверях хозяин. — Сморчок любит прятаться, а потом чтобы его обязательно нашли.

— Проказник, — приняла она чашку.

— Кстати, Сморчок — это не он, а она.

— Вот те раз! Это как же?

— Подарок. С таким именем уже достался.

— Значит, ты не тот, за кого себя выдаёшь? — пощекотала она пальцем собачку.

— Не тот, — подтвердил Громов. — Но, заметьте, не по своей воле.

И они рассмеялись оба. Собачонка встала на задние лапки и, довольная собой, радостно пискнула.

Они завели разговор про удивительные способности четвероногих существ, пили душистый чай, вспоминали знакомых, увлекавшихся этими преданными существами, потом перешли на другие привычки людские, мирские и просто житейские, потом… потом ударили часы над камином и отсчитали восемь часов вечера.

— Ах! — спохватилась Зинина. — Я и забыла совсем. Сегодня Светка от бабушки возвращается. Уже заждалась меня, наверное.

Он поднялся её провожать.

— Значит, вы согласны? — напомнила она ему.

— Мне бы познакомиться с историей болезни. Ну и… с пациентом само собой.

— Пациента пока нет, — помрачнев, оценила она шутку.

— Да, да… Павел Никифорович что-то намекал. Что ничего конкретного…

— Я вам представлю материалы уголовного дела, — сказала она уже на пороге.

— Только вот ещё бы немного подождать… я, знаете ли, приболел.

— Конечно, конечно. Пока терпит, — кивнула она и простилась.

XX

И откуда сила взялась у побитого кавказца? Плетущийся только что, как драная собака с поджатым хвостом, он рванулся в квартиру, отбросив Резуна к стенке так, что тот едва устоял на ногах.

— Стой! — заорал ему в спину Резун. — Ничего не трогать!

Кавказец пошатнулся, будто его ударили, упал на колени перед висящим телом, голова его безжизненно стукнулась об пол.

— Нашёл, что искал, — пробурчал сзади Резун. — Поздно ты спохватился.

Он притворил за собой дверь, обернув ладонь платком, запер на внутренний замок.

— Осмотри лучше квартиру, только не касайся ничего, — толкнул в плечо кавказца. — Как тебя? Эй! Ираклий, что ли? Вот имечко! Ну хватит горевать, Ираклий. Поздно.

Кавказец поднял на него глаза, полные слёз.

— Савелий Зиновьевич… — послышалось сквозь его стиснутые зубы, и он заскрежетал ими, будто перегрызал кость.

— Не скалься на меня. Не люблю. Что ж теперь? — Резун обошёл тело кругом, приглядываясь. — О себе теперь думай. Ты крайним будешь. Тебя станут искать. Меня никто здесь не видел.

Кавказец мрачно раскачивался, словно пьяный, потом затих, с трудом поднялся на ноги, обхватил тело хозяина руками.