Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какого черта! – тут же вырвалось из моего рта. – Что тут происходит? Ты что же делаешь, паскуда? – вопрошала я.
– Диана, послушай… – начал было он неуверенным тоном и сделал шаг ко мне навстречу. Это было зря. Я подорвалась и бросилась к нему. Схватила его за грудки и заорала:
– Ты хоть понимаешь, свинья, что я тут пережила? А? И куда вообще ты его таскал? Убить тебя мало.
– Мало, – покорно кивнул он, но эта тактика сейчас никак не помогла ему. Меня было не остановить. Он только успел выставить из комнаты Мусяку, уговорив того немедленно посмотреть мультик, а я так и маячила у него за спиной, поджидая только удачного момента, чтобы вцепиться.
– Надо тебе по морде дать. Скотина, – заявила я, стоило нам остаться наедине.
– Ну, дай, – согласился он. Я осмотрела мельком предлагаемую морду, смущенную, бледную, постаревшую как-то резко на несколько лет. Бить ее как-то не хотелось. Но сделать что-то было надо, тогда я пнула его по голени, отчего он вскрикнул и яростно сверкнул глазами.
– Хорошо? – спросила я.
– Просто отлично! – рявкнул он и запыхтел.
– Добавить?
– Изволь.
– Да, пожалуйста, – кивнула я, сдула челку, закрывшую мне глаза, и пнула другой ногой другую голень.
– Свихнулась? С ума сошла? Хватит драться! – закричал и он наконец. Господи, сколько времени я хотела, чтобы мой водонепроницаемый, покрытый броней, пуленепробиваемый Владимир вышел из себя. Что ж, кажется, процесс пошел.
– Я тебя ненавижу, я из-за тебя действительно чуть не свихнулась. Как ты мог? Я тут чуть не повесилась!
– Я тоже, знаешь, не в простой ситуации, – визгливо оборвал меня он, на всякий случай чуть отступив назад. Уведя тело из-под удара.
– Ты в ситуации? – разъярилась я. – В какой ты, к черту, ситуации? Ты хоть бы меня спросил, что у нас за ситуация. Я что – разве твоя сумасшедшая мамаша? Ну скажи, свинья, я похожа на твою бешеную мать? Есть у меня хоть один вавилон на башке?
– Что? – ошалело переспросил он. – Что ты имеешь в виду?
– Что ты – подлец! Гад ползучий. Ненавижу я тебя за все, что ты сделал. За эти три дня – ненавижу. Никогда не прощу, гад.
– А ты тоже, знаешь, не ангел! – взвизгнул он. – Чего тебя дернуло уходить? Почему я должен оставаться без сына? Думаешь, это легко?
– Да кто тебе сказал, что ты останешься без сына?
– Ты! – возмущенно пыхтел он.
– Я тебе сказала, мой дорогой придурочный друг, что раз так, ты останешься без меня. Без меня! И поскольку тебе на это наплевать, вообще не понятно, куда тебя понесло. А?
– Диана, – устало пробормотал он, – постой. Я…
– Ма-ам, – раздался голосок из-за двери. – Па-ап?
– Да, золотко! – хором запищали мы с Володей фальшивыми голосами.
– А… а вы-то вообще меня-то любите? – вдруг спросил он с совершенно серьезным личиком.
У меня от стыда залило краской все лицо. Володя, кажется, тоже весь пошел пятнами. Мы переглянулись и хором задергали головами.
– Конечно, любим. Конечно, зайчик.
– Да? – с сомнением переспросил зайчик. – Что-то непохоже.
– Ну, почему? Очень похоже, – защебетали мы.
Мусяка задумчиво постоял, потом поднял вверх указательный пальчик и хитро улыбнулся:
– Тогда купите мне щенка, а?
– Щенка? – растерянно посмотрели мы друг на друга. Потом Владимир собрался с духом, сцепил кулаки, сжал зубы, зажмурился, но все-таки смог это произнести:
– Хорошо, Вань, купим щенка.
– Правда? – зашелся от восторга ребенок.
– Правда. Поедем на птичий рынок и купим щенка.
– Вау! – произнес ребенок с восхищением. Кажется, в этот момент он совершенно забыл о том, что родители ругались, кричали друг на друга впервые, кажется, за всю его долгую, почти трехлетнюю жизнь. Лицо его засветилось счастьем, он даже подпрыгнул на месте от радости и убежал к себе в совершенно другом расположении духа. Как говорится, настроение его улучшилось. Мы же остались в тишине. Драться не хотелось.
– Щенка? Ты уверен?
– А что еще я должен был сказать? – с отчаянием в голосе спросил он и поднял руки к небу. При аккуратности и педантичности Владимира пес в доме – это была целая катастрофа. Я знала его, за эти годы я успела все-таки неплохо его узнать, так что понимала: то, что он только что сделал, – это самый настоящий подвиг.
– Ну, можно будет потом купить ему игрушку. Знаешь, сейчас таких продают, которые и лают, и бегают, и песенки поют.
– Нет, – помотал головой он. И закрыл лицо руками. – Придется покупать живого. Пластиковый его не устроит.
– Да? Ну тогда можно попробовать найти какую-нибудь самую маленькую собачку на свете. С канарейку. И не будет таких уж больших проблем.
– Скажи, Дин, почему ты так хорошо ко мне относишься? Почему не пошла в милицию, не устроила скандал, на уши всех не подняла? – перевел тему он.
– Ну… во-первых, я услышала тут недавно одну интереснейшую историю о том, как одна сумасшедшая мамаша десять лет не давала отцу увидеться с сыном.
– Откуда… – Владимир от неожиданности аж вскочил с места. – Откуда ты узнала…
– Лёвушка, – развела руками я.
– Трепло, – вздохнул он. – Всегда был треплом, треплом и остался.
– Да уж.
– А во-вторых?
– Ах да. А во-вторых, – продолжила я, делая загадочное лицо, – я как-то, наверное, поняла, что ты… это ты сгоряча. Что ты вернешься, что не сможешь заставить меня так страдать. Ведь ты же хороший.
– Я? Хороший? – удивился он. – Я сухарь, я скучный, необщительный. Я придираюсь ко всему.
– И что? – возразила я. – Ты не сухарь. Когда ты не знаешь, что я на тебя смотрю, когда ты с Мусякой, ты так смеешься, так с ним разговариваешь. Хотела бы я, чтобы со мной в детстве так играли мои родители. А насчет общительности – знаешь, это же даже плюс, а не минус. Мой Сосновский был знаешь какой общительный? О, это что-то. А теперь остался только злой пьющий мужик. Ну ее, эту общительность. С тобой… знаешь, даже молчать с тобой вместе мне всегда было интереснее.
– Да? Правда? – усмехнулся Владимир.
– А твои рассказы? Ты же знаешь все на свете. И так умеешь все объяснить, что сразу становится все понятно. Если бы ты хотел, ты был бы самым лучшим на свете преподавателем.
– Диана.
– Да?
– Знаешь, я все понимаю, и ты, наверное, никогда не сможешь меня простить.
– Я? – удивилась я.
– Ну, за то, что я вот так уехал, – пояснил он и грустно улыбнулся.
Я кивнула: