они, в свою очередь, рассматривают его и видят насквозь. Он, как и майор Шедуэлл, был чисто выбрит, невысок, но ладно скроен, серо-голубые глаза смотрели внимательно и оценивающе, как бы задаваясь вопросом, какими людьми ему придется командовать. Но ответ в его глазах прочесть было невозможно.

Не было в его поведении ни показного благодушия, ни чванливого высокомерия, на которые за последнее время они вдосталь насмотрелись и на которые им было глубоко плевать. У Берна всегда было ощущение, что его собственное восприятие совпадает с восприятием людей, стоящих с ним в одном строю. Когда стоишь по стойке смирно, неподвижен, плечи развернуты, взгляд устремлен строго вперед и только слышишь шаги приближающегося к тебе командира, кажется, что улавливаешь подлинную сущность предмета еще до того, как он попал в поле твоего зрения. И вот, наконец, проявляется лицо, сначала смутное и неопределенное, затем принимающее резкие очертания, холодное и незнакомое и при этом внимательно тебя изучающее. А уже спустя мгновение оно отдаляется, вновь расплываясь, и исчезает, и в это мгновение ты отчетливо чувствуешь, как воздух втягивается сквозь ноздри и заполняет грудь. Затем выдох и снова вдох. А лучше вообще не дышать, задержать дыхание, как задерживаешь для прицеливания, или, наоборот, недовольно фыркнуть, как делает лошадь или собака, почувствовав опасность. Что-то похожее испытывал и Берн, впервые встретившись с пронзительным взглядом полковника Бардона. Наконец тот прошел мимо, словно прокатилась неумолимая волна, и напряжение спало, и тогда стоявший рядом Мэдли, не разжимая губ, на одном выдохе прошептал:

— Бля буду, вот настоящий солдат!

В конечном итоге это и было самым важным для них. А поскольку их служебные взаимоотношения подразумевали определенные обязательства и с его стороны, мнение солдат о своем командире для последнего значило даже больше, чем можно было бы предположить. Если он будет правильно управлять ими, они станут его людьми на все сто. Именно это и подтвердили солдаты, как только взглянули в суровое, но справедливое лицо своего командира. Роты разошлись по занятиям, специалисты приступили к исполнению своих обязанностей, и все прекрасно чувствовали, что предстоит очередное большое истребление людей. Покидая деревню, они прошли мимо каменного распятия. Люди, погрязшие в прегрешениях, поднимали глаза к страдающей на кресте фигуре и вглядывались в глаза Того, кто постиг таинство страдания. Постиг и простил.

Впасть в немилость к полковнику Бардону их троице помог Шэм. Они уже пообвыклись в новой роли, нашли общий язык с капралом Хэмли, стали своими в отделении связи, и тут встал вопрос о том, какими будут их обязанности, когда батальон выдвинется на линию фронта. Очевидно, что выполнять функции связистов они не смогут, за исключением вспомогательных, таких как прокладка новых линий связи или устранение повреждений на них. Даже Мартлоу с его ловкими пальцами и хорошим слухом, делавшими его самым способным учеником при работе на ключе, едва ли годился для более серьезной работы. Скорее всего, им предстоит выполнять работу посыльных, так как именно в посыльных была острая нехватка.

Этот вопрос снова был поднят, когда стало известно, что ближайшие три дня батальон будет отрабатывать действия в наступлении. Капрал приказал им явиться в свои роты. Шэм, всегда бывший вполне надежным в серьезных ситуациях, становился отъявленным прохиндеем, если речь шла о маршировке, тренировках и прочей показухе, которую он считал бесполезной. Он сразу выразил недовольство таким делом.

— Что ж, пора нам отправляться!

— Нехуя нам никуда отправляться, — ответил Шэм. — Бля буду, в роте никто и не знает о том, что мы должны вернуться. Нам просто нужно затариваться на чердак каждое утро, и получится у нас парочка дней отдыха. Это ж подарок судьбы.

— Ну и радуйся в одиночку, — ответил Берн. — Я лучше с ротой пойду.

— Не вляпаться бы нам в дерьмо, — с сомнением в голосе отозвался Мартлоу.

— Если один вернется в роту, то остальным нельзя здесь оставаться. А какой смысл нам идти? Нет, если мы хотим побегать и покричать «Ура!» вместе со всей ротой, тогда конечно. Только от всех этих учений толку ни на грош. Эти шишки наверху составляют замысловатые планы, придумывают инструкции для всех, кто задействован в деле, офицеры инспектируют учебные позиции, которые предстоит атаковать, нас потом гоняют до посинения, и мы должны захватывать мили позиций, на которых окопы обозначены ленточками. А когда все это заканчивается и предполагается, что каждый точно знает, что ему делать, все уже так заебались, что поднимаются в атаку с одной только мыслью: пошло бы все на хер!

Шэм настолько выпукло и ясно изобразил методу штабных, что у Берна мгновенно возник план обстряпать дело так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Он предложил навестить своих друзей из роты А, штаб-сержанта Робинсона и сержанта Тозера, и выяснить, как обстоят дела. Шэм остался при своем мнении.

— Только все обосрешь, — упрямо сообщил он и отказался идти с Берном в расположение роты. Тогда с Берном отправился Мартлоу.

— Я-то не против огрести пиздюлей от начальства, было б за что, — задумчиво проговорил он.

— Пока не за что, — ответил Берн. — Однако старина Шэм желает их получить, а мы обязаны держаться вместе.

Штаб-сержант Робинсон и сержант-квартирмейстер Дин очень удивились, когда в дверь просунулась голова Берна и поинтересовалась насчет посылок для ее обладателя.

— Тебе что, сука, каждый день посылки подавай? — возмутился снабженец. — Ты ж пару дней назад по лучил, нет?

— Да я жду маленько сигарет, — невинным голосом сообщил Берн. — У меня осталось немного хороших, а дешевые почти кончились. Попробуйте вот эту, штаб-сержант. Мистер Рийс вчера забыл взять с собой портсигар, а мы были на другом конце Рекленгана, милях в полутора отсюда, флажками махали, обучались сигналы подавать. И вот на перекуре он у меня спросил сигарету, если — заметьте, если! — найдется достойная. Я, как дурак, даю ему такую, и сегодня он весь день забывает свой портсигар. Я не нанимался снабжать офицеров сигаретами. Мне нужны дешевенькие, для войны они в самый раз.

— Эти заныкай, если у тебя еще остались, — сказал штаб-сержант, закуривая. Берн в это время протягивал пачку снабженцу.

— Ну а как тебе у связистов? — поинтересовался тот, зажигая сигарету.