записулькам, – говорил Бырдин. – Делать нехер – ночью в лесу шариться. Эй? Але! Ты чего? Сдох?!

25

Весна пришла после долгой отсрочки сразу жаркая, солнечная, сухая. Вода в реке поднялась. Она была еще мутна, но в ней, как в зеркале, отражались голубовато-розовые перья облаков. В воздухе вертелось трепетное ожидание лета. Город быстро очнулся от зимней скуки. И беднота его стен, и разбитость дорог, оголенная земля – вся та провинциальная запущенность, которая зимой имеет невозможно гнетущий вид, скрылась в зелени и больше не бросалась в глаза. На набережной лежали велосипеды рыбаков, которые сидели тут же, на низком парапете, и, закинув в реку донки, довольно курили одну за одной. По улицам и аллеям сновали все те же пешеходы, да только лица их стали живее, и от этого людей вокруг казалось больше. Дворы ожили, зазвучали пьяной руганью, бездельными спорами, детскими криками, многими детскими криками, и колокола кремлевской звонницы били радостней и громче.

Дверь в подъезд была открыта, подперта кирпичом. Из нее слышался голос, мужской, плотный, печальный, похожий на пещерный гул. Потом наружу выбежала Вера, а за ней – ее братья и сестры. В руках они держали коробки с книгами и пластинки. Все вещи они сгрузили на скамейку и хотели было вернуться в дом, но навстречу им из темноты подъезда вышел Федор.

– А ну брысь! – гаркнул он. Пролез и поставил рядом с прочим грузом виниловый проигрыватель. – Кому сказал не путаться под ногами?!

– Мы хотим помочь!

– Чем помочь? Не мешайтесь – вот ваша помощь. Идите вон на площадке поиграйте!

Он вернулся в подъезд и с какой-то безнадежной медленностью стал подниматься по лестнице. И чем выше он поднимался, тем тяжелей становился шаг. На последнем этаже Федора ждала еще одна распахнутая дверь. Он зашел в соседскую квартиру, из которой были вынесены вещи прежнего жильца. Голые обои, открытое окно. Тонкий призрачный тюль бесился на сквозняке. Федор не мог объяснить, почему его так раздражает эта тряпка. Он потоптался в прихожей, выглядывая, что бы ему прихватить с собой. Комната казалась полностью освобожденной от человека.

– Ну что… Кажись, все, – сказал он.

Тюль поднялся и опустился.

Федор вошел в спальню, посмотрел на стену, увешанную иконами.

– А их чего? – спросил Федор.

– Иконы пусть висят, – ответил Руднев, рассматривая каждую из них. – Куда они мне?

– Ну пусть, – кивнул Федор. – Хотим Настю с Костей здесь поселить. В этой комнате. Отдельно пока от нашего табора. Они еще не прикипели к нам. В стороночке держатся. Вот пусть будет им личная комната.

– Спасибо тебе, – сказал Руднев. – Скоро прикипят. Вы с Олей славные родители.

– Веру тоже сюда переселю, за хозяйку оставлю.

– Она вымахала.

– Да-а-а, большая… Большая нахалка стала!

Руднев улыбнулся ему.

– А как она отнеслась к новым брату и сестре?

– Сдружились вроде. Да они молодцы. Тихие, послушные. Детишки… – Федор стал говорить смущенным и чуть дрожащим голосом, но в этом голосе звучала какая-то потайная искренность и сила. – И тебе спасибо, Илюш. Спасибо за их судьбу. За нашу судьбу. Ты был прав тогда. Моя служба детишкам, как служба Ему. Пусть теперь я заштатный поп, мое положение сейчас – наилучшее из всех возможных. Я семье нужнее, чем владыке, и Оле нужнее. А теперь вроде как и работа есть, и время… и покой.

– И не жалеешь? – спросил Руднев.

– Себя не жалею. – Он сел на кровать, достав из кармана платок, стал вытирать глаза. – Вспотел! Ух… набегался по лестницам… А о выборе моем чего жалеть, Илюш? Чего о нем жалеть, когда все счастливы? Знаешь ты, сколько плиточникам платят?

Илья засмеялся. Сел рядом, положил руку на широкие плечи друга.

– А ты не жалеешь, что уезжаешь? – спросил в ответ Федор.

– Нет, – спокойно сказал Илья. – Дом в деревне покупают. Квартира теперь ваша. Что меня тут держит? И в Питере ребята толковые, дружные. Сработаемся. Знаешь ты, сколько анестезиологам в частных клиниках платят?

Теперь они засмеялись вдвоем. Федор обернулся на иконы.

– Значит, тут и будем за тебя молиться. За твою новую жизнь. Чтоб все плохое забылось, чтоб мертвецы не увязались следом.

– Нет, – сказал Илья. – Они останутся здесь.

– Ну тогда езжай. Не оглядывайся.

Захватив последние коробки, они вышли на улицу. Руднев подогнал машину, открыл заднюю дверь и стал загружать вещи. К нему подбежала Вера.

– Знаешь, как играть в «Выше ноги от земли»? Водить будешь?

Илья пожал плечами.

– Отстань от него! – скомандовал Федор. – Человеку в дорогу.

– Можно ловить только того, кто не успел оторвать ноги от земли. А тех, ну, кто повис на турнике или забрался на дерево, ну или на камень залез, – того ловить нельзя! – тараторила Вера, не слушая отца. Она и правда сильно подросла. – Понял? Если кто-то подпрыгнет, его ловить можно, потому что прыжок не считается. И за Настей сильно не бегай. Она плохо бегает. У нее нога хромает. Ну, играешь?

– Играю! – ответил Руднев, поглядев на новые часы.

На лице Веры вспыхнула улыбка.

– Так! Все сюда! – скомандовала она другим детям на площадке. Вокруг нее собрались братья и сестры. – Играем в «Выше ноги от земли». Дядя Илья будет водить.

Дети подошли вплотную. Костя и Настя стояли, взявшись за руки, и смотрели на Илью. Ему показалось, что Настя хочет сказать что-то значительное, нужное им обоим, но вместо этого она отвела взгляд и обняла светлую головку своего брата.

Запыхавшийся после игры, Руднев сел в машину. Открыл окно и, пока выезжал со двора, махал Федору и детям. Теплый воздух влетал в открытое окно. Гул колес нарастал, фыркали за бортом крашеные стволы тополей. Дорога пела, звала под огромное чистое небо, и Руднев с вниманием слушал ее песню. Он будто ехал к началу, и как-то страшно и торжественно было на душе. На выезде из города Илья глянул в зеркало заднего вида и нежно улыбнулся. Он увидел отражение милого, навечно детского лица с огромными серыми глазами, которые смотрели на отца с восторгом и любовью.

Примечания

1

Encore une fois s’il vous plaît! – Еще раз, пожалуйста! (фр.)

2

Une fois! Merci beaucoup! – Один раз! Большое спасибо! (фр.)

3

Горж – от фр. gorge – горло.

4

Vingt euros! – Двадцать евро! (фр.)

5

Apprends-moi àjouer au basket! – Научи меня играть в баскетбол! (фр.)