– Прости… – Миалинта больше не улыбалась.

– А что будет после этого? – поинтересовался я.

– То есть как? – не понял фаит.

– Ты появился, чтобы проститься с отцом. Приедешь, простишься. Получается, все, ради чего ты появился, будет сделано. А дальше что?

– Не знаю. – Фаит пожал плечами. – Может, там приживусь… Я уже говорил… ну, с двойниками… Говорят, что я вроде как уже другой человек, и… Там будет видно.

Я не стал больше тревожить его расспросами. Отмахнулся мечом от очередного сгустка и попросил Миалинту продолжить начатый рассказ.

Мы неспешно шли по дороге. Все постоянно оглядывали стенки купола в поисках сгустков, которые теперь никого не пугали, а только досаждали, как редкие комары в безветренный вечер. Иногда я смотрел себе под ноги, и в такие мгновения казалось, что нас окружает обычный летний день. Никакой мглы, никаких фаитов. Только кладка со стыками, поросшими травой. Цокот копыт, перестук колес. Голоса людей…

– Лигуры и раньше вели себя странно, порой непредсказуемо, – вновь заговорила Миалинта. – И не всегда помогали людям. Лигуры, о которых я говорила, дают человеку временные способности. Кольцо лечит тебя, пока ты его держишь. Только вода может отчасти удержать это воздействие. Сфера защищает от хищников, пока она в твоих руках или пока сам хищник ее видит. Но иногда лигуры полностью изменяют своего хозяина: его тело, его дух… Да и не обязательно хозяина. Бывало так, что человек лишь прикоснулся к лигуру или прошел рядом, и уже стал черноитом. И то, в чем он изменился, не всегда напрямую зависит от свойств самого лигура.

– Не понимаю… – Я качнул головой.

– Сейчас поймешь.

– Я-то думал! – неожиданно проговорил Громбакх. Оказывается, он нагнал нас и слышал весь разговор. – Думал, у вас тут сизая воркотня – в таких-то штанах не только дочь наместника посмотрит. А у вас урок истории!

– Дались тебе эти штаны!

– Ну, дались они все-таки тебе, хангол. Как видишь, люди у нас щедрые.

– Только за свою щедрость дорого берут.

– Вот как! – Охотник рассмеялся. – А ты не такой сопливый, как там, в «Нагорном плесе», когда еще никого не знал и вымаливал себе проводника. Мне это по нутру. Ладно-ладно, не буду мешать.

Миалинта даже не улыбнулась. Громбакх ей, судя по всему, не нравился. В этом не было ничего странного. Словно желая подтвердить мою мысль, охотник в очередной раз густо сплюнул темно-фиолетовой слюной клюта.

– Раньше черноитов называли артаками. По имени первого из них – Артака из рода Клиата. Соратник Эрхегорда, а закончил плохо. Как, впрочем, и все его соратники. После Кумаранских гробниц Артак весь зарос волосами. И лицо, и живот, и ноги. Это была настоящая пакля – из таких и парика не сделаешь.

– Если только на лысеющего барана, – вставил охотник.

– И что в этом… ужасного? – спросил я.

– Его нельзя было стричь.

– Почему?

– Волосы были с кровью. Словно и не волосы, а вены, выросшие наружу и покрывшиеся шерстью. Его поначалу пробовали стричь, так он кричал от боли, а потом чуть кровью не истек. Так и жил. А волосы росли. Под конец Артак даже не ходил. Для него сделали клетку – такую, чтобы к прутьям подвязывать волосы. Вот он и сидел в ней, даже толком не видел ничего вокруг. Так и умер. Обезумел. Стал вырываться, запутался в волосах и задохнулся.

– Неприятная смерть, – согласился я. – Но почему таких людей называются черноитами?

– До Темной эпохи они появлялись нечасто. Их прятали, и никто толком о них ничего не знал. Просто странные люди. У кого-то волосы растут, кто-то ослеп и видел только в темноте, причем видел не то, что его окружает, а то, что в этом помещении было много лет назад. А теперь…

– Их все больше и больше, – снова вклинился охотник. – С каждым веком, с каждым годом.

– Теперь все знают об их существовании. И люди стали бояться. Земли меняются…

– А с ними меняется наследие Предшественников, – закончил я.

– Да… Когда черноит умирает, его тело становится твердым, как стекло, и черным. Если не сжечь труп, кожа совсем остекленеет и ее можно будет разбить. А под ней будут твердые черные комки тела. Вот и назвали их черноитами.

– Черныши, чернявки, гнилушки, – добавил Громбакх. – Кто-то называет их мерзостью.

– Так вот откуда Зельгард взял это слово, – удивился я. – Думает, что двойники – тоже черноиты?

– Не знаю. – Миалинта пожала плечами. – И внешние проявления – не самое страшное. С черноитами делается что-то странное. Они забываются, теряют себя.

– Это как?

– Трудно объяснить. Становятся отрешенными, блаженными. Могут забыть, что им сказали минуту назад, но при этом вспомнить, как мать баюкала их в младенчестве, что говорила повитуха, когда принимала роды. Иногда помнят то, что и вовсе не могли знать… Любопытно все это. Они будто теряют часть себя, а взамен берут часть кого-то еще, кто давно умер, или того, кого и не было никогда.

Черноиты иначе чувствуют природу. И она отвечает им взаимностью. Некоторые артаки буквально врастают в дерево. У кого-то открываются язвы, из которых вытягиваются настоящие корни. Кто-то забывает человеческий язык и сближается с животными; хищники не просто принимают артаков, они начинают их защищать.

Черноиты уже не люди. На них – печать Предшественников. Они лишь напоминают нам, как мало мы знаем о влиянии лигуров. Сколько бы опытов ни ставили раньше в Мактдобуре и теперь в Оридоре, книжники ни на шаг не приблизились к разгадке кумаранских тайн. Как и зачем были созданы лигуры? Почему при всей силе, что они дают, Предшественники покинули наши Земли? Почему бросили свои города?

Любопытно, что иногда лигур наделяет человека силой, делает его черноитом, а сам угасает. Почему так происходит, никто не знает. Лигур наследуется из поколения в поколение, и вреда от него нет, а затем он вдруг отдает все свойства случайному человеку, который, быть может, и подержал-то его несколько секунд или вовсе постоял рядом…

Никто от этого не защищен. Даже один из наместников Багульдина еще в годы Вольмара стал черноитом. С него буквально осыпалась кожа. Как песок. Открывала глубокие белые язвы. Ему повезло, это случилось с ним в глубокой старости. Да и боли он не чувствовал. Наоборот, говорил, что с каждым днем ему все легче, просторнее. Когда кожа совсем осыпалась, он так и лежал – весь голый, будто ошкуренный, в язвах, коростах. И улыбался.

– Сын Тирхствина тоже…

– Да. Он стал черноитом. Не знаю, какой лигур повлиял на него. Тирхствин об этом никогда не говорил. Я тогда только первый год жила в Багульдине.

– И что с ним…

– Смотрите! – вскрикнула сопровождавшая меня девушка-двойник.

Я не сразу понял, что именно привлекло ее внимание. Все это время мы с Миалинтой смотрели в туман, карауля сгустки, и не заметили, как изменилась брусчатка под нашими ногами.