Швец согласно кинул головой, снова взявшись за бутылку. Его уже довольно сильно развезло. Попытка налить очередную порцию обернулась провалом — парень попросту не попал в стакан и спиртное разлилось по всему столу. Кицунэ захлопотала с тряпкой.

— Знаешь, — неожиданно трезвым голосом проговорил инспектор. — Это подруга мамы была, на заводе вместе работали. Я её ещё маленьким помню... — и захрапел, положив голову на руки.

Серёга переглянулся с домовой.

— Маша! — негромко, чтобы не разбудить приятеля, веско проговорил он. — Не буди. Пусть отдохнёт.

— Да уж сама не без понятия, — огрызнулась девушка, украдкой стирая слезу. — Вот ведь бедняжка...

***

Антон спал до полудня, чем немало порадовал скучающую и скачущую от безделья по столам и подоконникам Мурку. Кошечка сначала с интересом трогала лапкой призрачное тело спящего инспектора, очень удивляясь отсутствию материальности, а потом забавно прыгала внутри полупрозрачного парня.

Маша, улыбалась; Серёга откровенно посмеивался от этого зрелища и даже пытался снять видео на смартфон. Не получилось. Швец, как всякий приличный призрак, на экране не отображался. Но ролик вышел всё равно смешной, и домовая пообещала залить его в интернет, на Муркину страничку в Инстаграме (да, оказалось, есть и такая).

Наконец Антон проснулся. Тяжело оторвав голову от стола, хмуро осмотрелся и инстинктивно потянулся к бутылке с минералкой, заранее приготовленной кицунэ для снятия похмельного синдрома. Рука ожидаемо прошла сквозь ёмкость. Инспектор невнятно ругнулся и включил материальность.

— А-а-а! Блин... — спросонья он не догадался убрать руку из пластиковой полторашки, и теперь глупо пятился на собственные пальцы внутри бутылки. — Вот я тупой! ТБ нарушил! Сколько раз твердили не материализовываться при проникновении!

Девушка завизжала от такого ужасного зрелища, из комнаты суетливо прибежал Иванов.

— Что случилось?!

— Вот, — глупо указал целой рукой на минералку инспектор. — Неудачно в реал вошёл.

Помощник с интересом посмотрел на плавающие внутри пальцы, на окрашивающуюся красным воду, перевёл взгляд на беспалую культю Антона, затем спросил:

— А почему из обрубков крови нет?

— Так я мёртвый, как-никак. Это в жидкости то немногое, что осталось в моём бренном тельце, сейчас растворяется. И вообще, чего ты к похмельному трупу привязался? Лучше скажи, как на духу, пиво есть?

Серёга удивлённо покачал головой.

— Ты вообще нормальный? У тебя пальцы срезало, а ты пивка требуешь. Пугливо мне как-то с таким начальством...

Антон повторно осмотрел пострадавшую конечность. С удивлением, как странного, очень редкого жука.

— Правая... Жаль. Она мне нравится больше...

— У тебя шок? — влезла Маша.

— Нет. Я сразу из материалки вышел, иначе выл бы сейчас от боли. Да и пальцы, смотрите, растворяются. Не могут они без меня. Не бойтесь, отрастут за недельку. У призраков с регенерацией лучше, чем у ящериц. В два счёта восстанавливаемся. Но водичку выбросьте. Я её так точно пить не стану. И пива теперь не глотнёшь... нда...

Домовая аккуратно, словно дохлую мышь, взяла бутылку кончиками пальцев за горлышко и с облегчением отправила в мусорное ведро.

Иванов между тем думал, как поделикатнее вернуться к вчерашнему разговору и скоординировать действия. Он видел, что тема для инспектора не простая, нервная. Потому не хотел лишний раз задеть за живое.

Помог выпутаться из непростой моральной дилеммы сам Антон.

— Ребят, — начал он. — Вы извините за вчерашнее. Накатило, сорвался. Понимаете, нам, в смысле имеющим доступ на Землю, нельзя видеться с оставшимися здесь семьями по целому ряду причин; да и страшно, если честно, на них даже случайно нарваться. До дрожи в коленях, до глубинного ужаса. Это мы, в Департаменте, вечно молодые, вечно бодрые. А представьте увидеть в очереди на Суд или просто на улице города своих детей. Старых, дряхлых. Вся их жизнь мимо прошла, и сказать нечего... Или узнать о смерти близких и понимать, что ты всегда был рядом и не смог помочь...

Маша молчала, помощник тоже. Любое их слово сейчас будет лишнее — оба чувствовали. Швец говорил медленно, от души, с глубоким, давно вынашиваемым надрывом.

— Тётя Люда меня, маленького, иногда к себе брала, когда мама во вторую смену работала. Весёлая такая мне запомнилась, смешливая... Всегда конфетами угощала из старого буфета. А на нём слоники фарфоровые стояли, пять штук... Большой — и меньше, меньше, меньше... Я попрошу — она мне их даст, и до самого маминого прихода ими в войну играю. Они у меня вместо тридцатьчетвёрок были... — глаза инспектора увлажнились и он, не стесняясь, вытер слезу рукавом. — Я мамину подругу и забыл почти, и не узнал бы, если бы она меня не окликнула. Стыдно... Человек мне столько хорошего сделал, а я мимо прохаживался... Тётя Люда мне: «Антошенька! Антошенька! Сыночек! Ты ли это? Да как вырос!» ... Так и разговорились...

Дальше продолжать инспектор не мог. Заплакал. Больно, скупо, как это умеют делать только мужчины.

Через пару минут Швец успокоился, собрался.

— Одно радует. С мамой лет десять они не виделись. Потерялись в жизненной круговерти. Так что судьбу своих я не знаю... И не хочу знать! — выкрикнул он. — Я умер! Для них — умер!

— Успокойся, дружище. Успокойся, — пробубнил Серёга. Его немудрёный рассказ приятеля пробрал до печёнки.

Мурка, спрыгнув с подоконника на стол и впервые не убоявшись грозного окрика Маши, села перед инспектором и грустно мяукнула, склонив голову на бок и заглядывая ему в глаза.

— Нормально, нормально... Серёга! Давай этих тварей накажем!

— Порвём, Антоша. На британский флаг и лоскуты для бабушкиного одеяла.

***

Разговоры с бывшими коллегами никакой информации не дали. Полицейские качали головами, удивлялись, но помочь ничем не могли. И только один, в некоторых чинах, честно ответил:

— Сергей! Нет заявления — нет и преступления. Вспомни основы! По твоей информации никто бегать не станет, других забот полно. Сам знаешь — «чёрные риелторы» именно так работают. Найти, кто главный — не проблема. Сопоставь случаи, описания, банки, нотариальные конторы — и вылезет главарь, как дерьмо на дрожжах. Вот только не предъявишь ты ему ничего без железной доказухи. А её у тебя нет и не будет, если шестой случай и всё шито-крыто. Посмеются над тобой в лучшем случае.

Пойми, там столько людей замешано — ой-ой, и по отдельности перед законом все чисты! Один бумажку подавал, третий забирал, седьмой с воздушными шариками вокруг бегал для удовольствия клиентов... Максимум — судиться можно родне, но крайне маловероятно. На таких делах эти ребята собаку съели и котом закусили. К тому же если никого не грохнули или ещё как в открытую УК не нарушили — даже не пытайся. До суда дело развалится. Не лез бы ты в это!