– Да вот! – сказала живая шоколадка, нагнетаятайну. – И Мамзелькина при этом, между прочим, присутствовала!

Ромасюсик сделал головкой пакостное движение и дажеподмигнул Арею, считая, что поразил его своей новостью. Однако если мечник ибыл удивлен, внешне это не отразилось.

– Перестань подмигивать, или Аида и здесь окажется. Посрочному вызову! – спокойно предупредил Арей. – Она всегда появляетсямежду замахом меча и мгновением, как он касается чьей-то шеи. Сколько раз япытался ее опередить, но так и не опередил. Надо признать, старушка – или,точнее, ее коса – шустрее меня… Дальше! Вопросов было три!

Огорченный Ромасюсик пролепетал, что о планах Пуфса емуничего не известно. Пуфс-то и с Прашечкой не особо разговаривает, а его,Ромасюсика, вообще не отличает от мебели. Тут язык шоколадного героя сталопокалывать желанием рассказать Арею о грязном полотенце, которое Пуфс вытянулиз переклинившей Прасковьи и которое заползло в нее обратно, но он вспомнилзлое личико Зигги, и желание болтать исчезло. Ромасюсик ощутил себя жирненькимкроликом, который, нанюхавшись подозрительных цветочков, сдуру возомнил себя хищникоми попытался влезть между львом и крокодилом. При этом львом был Арей, акрокодилом – Зигги.

– Теперь про силы Мефа! Как Прасковья собираетсяполучить их? – напомнил Арей.

– У него же их светлые забрали! Говорят, Буслаев забыл,с какой стороны меч держат! Разносит чебуреки в забегаловке. Я его сам теперьзубочисткой заколю! – сказал Ромасюсик, в сознании которого правдапереплелась с ложью так причудливо, что не было никакой возможности ихраспутать.

Арей посмотрел на Ромасюсика с интересом.

– Про меч – правда. Он многое забыл. Хотя если надо –тело вспомнит. Ну а что касается обещания заколоть Мефа зубочисткой – я принялего к сведению. Я устрою тебе такую возможность. Мефу я дам любой двуручник поего выбору. Тебе – любую зубочистку из любого ресторанного заведения городаМосквы. Завтра с утра тебя устроит? – спросил он.

Ромасюсик в тысячный раз пожалел, что не родился немым.

– Не надо! Я пошутил! – отказался он поспешно.

– А я – нет! – заверил его Арей. – Какоебредовое яичко ты еще снес, цыпленок ты мой? Что свет забрал силы,унаследованные от Кводнона? Это чушь! Светлые к ним не прикоснулись бы. Длясвета взять силы мрака – хуже, чем притащить в дом разложившуюся крысу.

Шоколадный юноша уставился на Арея с испугом. Ничего себесравнение! Неудивительно, что Лигул не переносит этого бунтаря.

– Исключено! – продолжал мечник, рассуждая сам ссобой. – Силы все еще у Мефа, за исключением той части, которая досталасьНате, Чимоданову и Мошкину. Он хозяин сил. Только он один может или подавить ихсовершенно, или передать кому-либо. Свет, понятное дело, хочет, чтобы подавил.Мрак – чтобы передал.

– Но он ничего не помнит! Для него мрак теперь – этокогда в сарае выключили свет! – заявил Ромасюсик, незаметно для себяозвучивая одну из главных истин мироздания.

Арей страдальчески надул щеки. Трепотня с болтливой кучейшоколада не входила в его планы.

– И что из того? Память и обладание – разные вещи.Возможно, где-то у тебя в доме валяется вещь, о которой ты давно забыл, что онау тебя есть. Но она-то от этого не исчезла!.. Нет, дружок! Так дело не пойдет!Я вижу, что разговор у нас с тобой получается в одни ворота. А теперь, еслихочешь все-таки остаться в живых, скажи мне хоть что-нибудь, чего я не знаю!

Ромасюсик посерел.

– Хорошо. Я тебе помогу. Существует некая дата.Какое-то число, когда мрак надеется разом избавиться от Мошкина, Наты,Чимоданова и получить их силы для Прасковьи, а на деле, конечно, для себя. Иэто будет первым шагом к силам Мефа. Короче: число! Говори его и проваливай!

– В л-л-л… – затрясся Ромасюсик.

– Что за «л-л-л…»?

– В ластовый день джулая.

– Тридцатого, что ли? Что за птичий язык! Тактридцатого?

– Да.

Арей поймал Ромасюсика за щеки, притянул к себе и быстро, нопристально заглянул ему в глаза. Ромасюсик почувствовал, что сознание его опустело.Он помнил, как вышел из резиденции, как дошел до Тверской и… А вот что же былодальше? Тут словно стена стояла.

– Аудиенция окончена! Признателен, что ты уделил мненемного личного времени! – сказал Арей. – Варвара, ты не могла быехать быстрее? Не хочу, чтобы задние колеса забрызгало шоколадом!.. Мухиналетят!

Прежде чем Ромасюсик сообразил, что он собирается делать, всалон ворвался ветер и шоколадный юноша ощутил, что куда-то летит.

Варвара в ужасе нажала на тормоз.

– Что вы наделали? Я думала, это прикол такой! Вы егоубили! – крикнула она.

– Кого? – ворчливо удивился Арей. – Посмотрив зеркальце и поезжай дальше! Хотя бы день еще проживи без аварии! Вечно менятянет на водителей-неумех! Взять хотя бы того же Мамая!

Варвара в ужасе скосила на зеркальце глаза, ожидая узреть нашоссе неподвижное тело. Но увидела лишь дорожную разметку. И никакихРомасюсиков – ни мертвых, ни живых.

* * *

С любовью связана одна величайшая тайна. Тебе кажется, чтолюбить обязаны тебя, а на самом деле любить обязан ты. Причем не толькоединственного определенного тебе человека, но и весь мир. Лишь в этом случаемеханизм любви запускается и начинает работать. В противном случае, можночасами стоять у незаведенного автомобиля, колотя его ключами по лобовому стеклуи удивляясь, почему он не желает ехать. Да просто потому, что ключ не там, гденужно. И ты делаешь не то, что нужно.

Багров же этого пока не осознавал. Ощущал себя обделенным иобкраденным. Злился на свет, который связал Ирку идиотскими ограничениями.Злился на валькирий, невесть зачем заславших его в лес. Даже на Ирку злился.Ему досадно было, что она бежит впереди счастливая, нюхает землю, тревожитсяветром и пытается схватить зубами низко пролетевшую сороку. В Матвее ненуждается. Скорее, тяготится поводком. Без него она могла бы нестись втроебыстрее. На себя же Багров злился так, что перед глазами темные пятна прыгали.

Он не понимал, что душа просыпается не сразу. Болезненно,муторно. Точно сонный и грязный пьяный, заснувший в луже, прежде ворочается,отмахивается и ругается, когда сердобольный прохожий тянет его за рукав. Так иземлю, прежде чем она даст всходы, сначала надо ранить плугом.