– Хлебанули кислорода! Сейчас бы мотоцикл Эссиорховсюда! Двигатель завел, наклонился к трубе и отдышался! – мечтательнозевнула Улита.

– Давно хотел спросить. Эссиорх – это имя илипрозвище? – решился на вопрос Меф.

– Погоняло такое, – ласково пояснила Улита. –На самом деле он Гундаренко Тарас Богданович, уроженец города Таганрога.

Ната, Чимоданов и Мошкин синхронно заржали. Меф был взамешательстве, не зная, верить или нет. Зато Эссиорх, как показалось Дафне,покосился на Улиту без всякого восторга.

«Ну все! – подумала Даф. – Она идет ва-банк! Ещенемного – и либо Эссиорх срочно полюбит детские горшки и марш Мендельсона, либоона утопит его в реке!»

Забравшись в спальник, Меф смотрел наверх, где сквозьзеленый с сетчатой серединой купол палатки силилось проглянуть небо.

Слышно было, как недалеко, в соседней палатке, возитсяКорнелий и, подсвечивая фонарем, истребляет насекомых. Круг его зажженногофонаря Меф дважды спутал с луной, после чего, не доверяя себе, уже и настоящуюлуну, прочно застрявшую в сосновых ветвях, принял за фонарь. Где-то рядом сКорнелием ворочался и вздыхал Евгеша Мошкин, приданный стражу света в нагрузку.

Ната в другой палатке переругивалась с Чимодановым.

– Ты мыться что, не собираешься?

– Грязь в городе. Тут грязи нет, – философскипроизнес Петруччо.

– Ага, нет! Посмотри, сколько на ножищах приволок!

– Это не грязь! Это тина, земля и глина! И вообщемолчи, женщина: собирай лучше комариные трупики! Мне завтра пирамидудостраивать! – отрезал Чимоданов.

Он ужом скользнул в спальник, долго вертелся и дергал«молнию». Ната уснула быстро. Чимоданову же не спалось. Ему размышлялось,скучалось, ворочалось, пыхтелось, вздыхалось и нылось. Часа через два, уставсам от себя, он вылез наружу и у погасшего костра столкнулся с Депресняком,тоже пребывавшим в тоскливых непонятках, как ему проводить кошачью свою жизнь.

– Тебе чего, тоже не дрыхнется? – сочувственноспросил у него Чимоданов.

Кот неопределенно шевельнул зубчатым хвостом. Петруччо хотелприсесть рядом на бревно, но тут Депресняк, выгнув спину, предупреждающезашипел. Поняв, что его привлекло нечто на берегу, Чимоданов материализовалтопор и молодым лосем ломанулся к камышам.

Подбегая, он увидел тень, торопливо скользнувшую к соснам.Петруччо погнался за ней, но споткнулся о корень и улетел в крапиву. Вернувшиськ лодкам, Чимоданов оглядел их, пытаясь понять, зачем странная фигура вертеласьрядом.

Со «Свирью» и «Тайменью» все было в порядке, но, подсветивфонарем «Вуоксу», Петруччо обнаружил на новом днище длинный, почти полуметровыйпорез.

– Свиньи! Изгадили новую байду! – злобно процедилЧимоданов.

Теперь он почти жалел, что не метнул в тень топором. Хотябоевой топор не то оружие, которым можно безопасно подранить. Тут или все, илиничего.

Чимоданов уселся на раненую «Вуоксу», положил на коленитопор и стал ждать рассвета. Раз ему все равно не спалось, он решил караулить.Ковер звезд накрывал лес. На затихшей Сереже лежал желтоватый туман, скатанныйточно из клочьев старой ваты. В реке кормилась и плескала крупная рыба. Большиемотыльки пролетали над водой, изредка взмывая вверх.

Чимоданов грозно высморкался. Красоту природы как таковую онне воспринимал, но все же она затрагивала что-то в его душе и беспокоила, какволка беспокоит луна.

Мысли, прежде заваленные дневными заботами, теснились всознании Чимоданова. Некоторое время они удерживались раздражением, что кто-тоизгадил лодку, но вскоре отлетели и больше к «Вуоксе» не возвращались.

Чимоданов стал думать о девушке, проскочившей мимо по НовомуАрбату и которую, если жизнь управляется теорией вероятности, ему никогдабольше не увидеть. А если и увидит, то понравится ли он ей? Заблуждений,связанных со своей внешностью да и с нравственными качествами тоже, Чимоданов неимел. Если в нем и было нечто красивое, то только печень, да и та, какизвестно, в глаза не бросалась, а тихо лежала где-то внутри.

Внезапно у Чимоданова возникла идея. Он вскочил, огляделсяи, сунув топор под лодку, быстро направился к средней палатке.

…Когда кто-то зажал ей рот, Даф проснулась. Рванулась,собираясь укусить ладонь, но внезапно поняла, что это Чимоданов.

– Чего тебе? – промычала она.

– Тшш! Иди сюда!

Даф вылезла из палатки и стала дуть на угли, удивляясь, чтокомары исчезли. Видно, и у них в муромских лесах имелись свои присутственныечасы.

– Ну! – нетерпеливо сказала она Чимоданову.

Петруччо сопел рядом, носком ноги толкая в огонь шишки.

– Хочу спросить тебя кое о чем!

– Ну спрашивай!

– Только подчеркиваю: мне заранее плевать, что тыответишь! – начал он.

Даф пожелала Петруччо счастливого плевания, после чегопоинтересовалась, зачем в таком случае было ее будить?

– Я вот тут подумал… Если ты для меня кое-чегопопросишь у света: мне это дадут? – спросил наконец Чимоданов.

– Не знаю. Я же в Эдеме не самая главная… Наверное,смотря что, – осторожно ответила Даф, не готовая давать какие-либообещания. – А чего ты хочешь попросить?

Чимоданов замялся.

– Ты вначале скажи: дадут или нет!.. Ты не думай: эточто-то более-менее нормальное, касающееся меня… э-э… лично. Не ключ от вратЭдема и не какая-нибудь глупость, – на всякий случай добавил он и тотчас,спохватившись, что дал слабину, пригрозил: – Учти: если мне это не даст свет, япопрошу у мрака!

– Очень страшно, – зевнула Даф. – Можно япойду спать и буду бояться во сне?

Петруччо, пристально смотревший на нее, разочарованнонабычился. Он, как видно, считал, что Даф испугается.

– Ты выясни вначале: даст свет или нет! – повторилон.

Уловив в его голосе просительную и даже жалобную интонацию,Даф кивнула. В конце концов, что она теряет? Передать просьбу Чимоданова всегдаможно, а там уж пусть решает тот, кому положено.

– Хорошо, узнаю. Только на всякий случай имей в виду:ни свет, ни тем более мрак ничего не дают за просто так, – предупредилаона.

– То есть? И ваш свет тоже не дает? – поразилсяЧимоданов, которому втайне казалось, что у добренького света все сплошнаяхалява.