Евгеша взял топор и отправился в лес за очереднойсухостойной березкой. Впечатлительному Мошкину требовалось время, чтобы обрестиравновесие. Совесть грызла его большими белыми зубами, грозила большим белымпальцем и вопрошала с мошкинской же сомневающейся интонацией: «Евгеша, тебе немерзко, нет? Душонка не чешется?»

Увы, так все и было. Душонка ныла и чесалась, наполняясьсомнениями, точно закисшими окурками.

Вернулся Мошкин из леса облепленный комарами. Комарыкопошились у него в волосах, противно звенели у уха, лезли в рукава и заворотник.

– Слушайте! Я, наверное, разворошил какой-токомарятник! – виновато сказал Евгеша.

– Причем во всей Муромской области. Тут их тоже полно!Уже минут пять! – успокоил его Меф, отплевывая в костер очередного комара.Тот вздумал покончить счеты с жизнью, залетев ему в рот.

– Подчеркиваю: Муромской области нет! –авторитетно заявил Петруччо.

– А город Муром?

– Город есть, а области нет. Области тут Нижегородскаяи Владимирская!

– Откуда ты знаешь?

– Здрасьте! У меня вся география российская в башкесидит, включая деревню Мортка Ханты-Мансийского автономного округа! Кто отчетыпринимал от коми… – самоуверенно начал Петруччо и закашлялся.

В рот ему непонятно как прыгнула сосновая шишка. Дафнаделикатно отвернулась и, дуя на флейту, стала полировать ее рукавом.

Избавившись от шишки, Чимоданов ссоры затевать не стал.Вместо этого он принялся хлопать комаров и наваливать их сверху на дохлыховодов. У него снова появилось занятие. Комары, правда, гораздо мельче, и какстроительный материал шли десять к одному, зато их было гораздо больше.

– Я поняла! – сказала Улита. – Днем – оводы,вечером и ночью – комары! С пяти вечера до шести вечера – перерыв дляпополнения природного полнокровия доноров, а затем смена караула!

Убедившись, что гречка готова, Корнелий сволок с крюкакотел, оттер Эссиорха плечом и, покрикивая, стал раскладывать кашу по мискам.Сознание у Корнелия всецело вписывалось в формулу «мы пахали». Раз в неделюпритащив из магазина батон хлеба, он полагал, что кормит всю ораву. Сдув состола крошки, считал, что один за всеми убирает. Теперь же, подбросив в костерпару шишек и трухлявую палку, внезапно осознал, что и ужин приготовил он.

Это было бы еще терпимо, если бы Корнелий не началпокрикивать, на правах всеобщего благодетеля загоняя всех в тараканьи норки.

– Эй, ты! Есть будешь? Тебе какую миску – с мятым краемили с дурацким рисунком? – спросил он у Улиты.

– Без разницы! – сказала ведьма равнодушно.

– Тебе что, по барабану? – поразился Корнелий.

– В точку! – подтвердила ведьма. – Ты оченьправильно определил музыкальный инструмент!

Получив эмалированную миску, разрисованную мелкимилягушечками, Улита воткнула в кашу ложку и стала терпеливо дожидаться, покаЧимоданов, мастерски орудуя топором, быстрыми, короткими, безмерно осторожнымидвижениями откроет банку с рыбными консервами. К ключу он никогда не прибегал.Для него это было несолидно.

– Где ты так научился работать топором? – свосхищением спросил у него Меф.

Даф кашлянула.

– Да так… баловался помаленьку. Тюкал-тюкал, –невнятно пробурчал Петруччо, которому не хотелось больше давиться шишками.

Ужин еще не закончился, когда Эссиорх сбегал в палатку и,вернувшись с накомарником, надел его на Улиту. Ведьма, самая вкусная из всех,едва успевала смаргивать лезущих ей в глаза насекомых. С лица она их давно ужене схлопывала (это можно было делать бесконечно), а просто утирала лицоладонями вместе со всем, что на нем сидело. В Москве о комарах всегда думаешь,как о чем-то существующем в теории. Когда же теория становится практикой,предпринимать что-либо поздно.

– Накомарник – это чтобы она добавки непопросила? – язвительно поинтересовался Корнелий, видевший, что Улитетеперь некуда просунуть ложку.

– Ты можешь говорить глупости не каждый раз, а хотя бычерез раз? – окрысилась на Корнелия ведьма.

– Я-то могу, да ты и через раз считать замучаешься!

– Не нарывайся! А то буквы так между зубов застрянут,что выковыривать нечем будет! – предупредила Улита.

– Ой-ой, как страшно! Если я врублюсь в твою шутку, тывырубишься! – предупредил Корнелий.

Это был перебор. Ведьма стала медленно приподниматься. Дажев накомарнике она была страшна. Корнелий стал спешно припоминать, где егофлейта, и, к своему ужасу, осознал, что она на самом дне рюкзака да еще и взакрытой на «молнии» палатке.

– Что, дудочку потерял? А я свою рапиру нет! –посочувствовала Улита.

– Да я с тобой и без флейты справлюсь! –запальчиво крикнул Корнелий.

– Да уж! Такие дистрофаны, как ты, меньше чем по пятьчеловек домой не возвращаются, а то еще шахматист какой подойдет – ногамизапинает!

– Да я тебя!.. Ведьма!

– Я-то ведьма! – подбоченилась Улита. – А тыкто? Пуп человечества? Сочувствую! Великих полководцев и пупов человечествавсегда в избытке. Это психушек вечно строится впритык.

Спохватившись, что лишних Корнелиев в природе нет, Эссиорхудержал Улиту и, усадив ее на бревно у костра, призвал ее сделать пятиминутнуюпаузу. Он отлично знал, что Улита остывает быстро и через пять минут уже и невспомнит о Корнелии.

– Ну и ладно! Пусть болтает, что хочет! В другой разего заколю! Каждый имеет право оставить потомкам свои тронутые мольюмечты! – смирилась Улита.

Спасаясь от комаров, Мефодий и Дафна давно уже сидели накорточках у костра, стараясь находиться с дымной стороны.

– Закон взаимостолкновения баранов в природе, –сказала Дафна, глядя через костер на Улиту и Корнелия.

– Какой закон? – не расслышал Меф.

Надеясь прожарить комаров, он придвигал лицо так близко когню, что веки и щеки обливало сухим жаром.

– Закон, что если где-то бежит слишком горячий баран,то самый быстрый способ охладить его – выпустить ему навстречу еще одногобарана.

* * *

Вскоре после ужина, выпив по две чашки чая, имевшего привкусгречки, так как готовился он в том же, неотмытом котле, все стали расползатьсяпо палаткам. Глаза склеивались.