Роскошная, располагающая к неге кровать стояла возле больших окон, любовно окруженная скромной мебелью и ковром. Казалось, вся квартира посвящена этой кровати, и это ему тоже нравилось, потому что дома он почти все время отдавал сну, радуясь, что наконец-то может поспать.

О да, он любил свою кровать. «Chérie, я дома. Еще одну секунду. Спасибо, что ждала меня».

Он ни разу не приводил сюда женщин – иначе пришлось бы выгонять их в шесть утра, чтобы самому успеть на работу. Это было бы дерьмовым началом дня. Гораздо удобнее было ночевать у них, чтобы выскользнуть из кровати в два часа ночи и отправиться к себе домой. Кроме того, было безопаснее сбежать, прежде чем отношения начали бы значить для него слишком много.

– Сара, – сказал он с сожалением, когда она уверенно подтолкнула его к кровати. – Ma chérie, сегодня я не… мне надо поспать.

Если бы он попытался в таком состоянии заняться сексом, то… Вот был бы позор! Да она могла бы забеременеть. Но что еще хуже, не смогла бы кончить!

Ну, может, она бы не думала, что это хуже, но…

Это было фактом – его мозг слишком устал и не может добросовестно работать. Поэтому расстегивать молнию на брюках было рискованно.

– Я все понимаю, – сказала она тихим, спокойным голосом, пряча застенчивость, которую пыталась держать под контролем, чтобы он не получил власти над ней.

Она опять подтолкнула его к кровати. Какая она сексуальная, когда становится властной и требовательной! Возможно, забавно играть с ней, когда она такая… но сначала ему надо выспаться. Тогда у него будет шанс ничего не испортить.

Он повернулся к двери в ванную.

– Дай мне хотя бы принять душ.

– Патрик! – Она вспыхнула. – Я не пытаюсь заняться с тобой сексом!

Он заморгал в недоумении, держась за дверной косяк.

– Тогда для чего ты все еще здесь?

Каша в голове исчезла, оставив после себя абсолютную пустоту. Она прижмется к нему, и они просто заснут? Сара этого хочет?

О, это будет нечто! Он закрыл за собой дверь ванной и прислонился к ней. Лицо его расплылось в блаженной улыбке. Кажется, свершится что-то гораздо менее вероятное, чем его фантазии о том, как она кончает пятнадцать раз подряд, опираясь на великолепный мрамор его кухонного стола.

Какой прекрасной будет эта ночь!

Сара тихо закрыла за собой дверь квартиры Патрика. Услышав, как щелкнул замок, сделала пять шагов вниз по ступенькам и резко опустилась на них. У нее заныл живот, и она спрятала лицо в руках. «Тогда для чего ты все еще здесь?»

Ее рот скривился в горькой усмешке. «И даже ты, Патрик, когда устанешь, не можешь скрыть правду? Ведь так?»

А ведь она думала, что он так чертовски мил. Даже когда поняла, что он вовсе не хотел, чтобы она знала, где он живет, и что он солгал, чтобы попасть в ее квартиру. Даже когда он попытался развернуть ее в сторону выхода из квартиры, ясно давая понять, что не хочет, чтобы она осталась. А она, глупая, захватила с собой рюкзачок со сменой белья и зубной щеткой. И была наполнена ожиданиями. Его сварливое истощение очаровывало. Будто он на самом деле мог нуждаться в ней в столь редком случае – чтобы она позаботилась о нем и удостоверилась, что он благополучно вернулся домой. Чтобы она, черт побери, сняла с него проклятую обувь и накрыла одеялом его уставшее тело.

Да.

А он спросил: «Тогда для чего ты все еще здесь?»

Если не для секса.

Какие иллюзии она питала на его счет? Ведь то, что он очаровал ее, ничего не означало, за исключением того, что он был очарователен.

Она внезапно схватилась за перила, сверкнув глазами, и заставила себя встать.

* * *

После душа Патрик почувствовал себя наполовину человеком. Не в ясном сознании, но мужчиной, рядом с которым женщина могла бы свернуться калачиком, не испытывая отвращения. Мужчиной, который мог очень долго и крепко спать, держа руку на ее тонкой талии, не позволяя женщине сбежать, даже когда сам в отключке. Он дал бы ей лечь у окна, чтобы она могла наслаждаться видом, когда он будет храпеть.

А он храпит?

Вряд ли он хотел, чтобы она это выяснила.

Но он не смог бы выгнать ее, чтобы только спасти свою репутацию. Снаружи было холодно, и он не хотел, чтобы в час ночи она оказалась одна на улице. Он ненавидел ее привычку ходить домой пешком, ночью, в одиночестве.

Он расслабился, еще больше выказывая свою уязвимость, все более и более воодушевляясь собственным смирением, и мокрый, лишь обернутый полотенцем, зашлепал из ванной.

Большое открытое пространство его квартиры было пусто. Из ниоткуда пришла волна уныния и захлестнула его.

– Сара?

Она не стала бы прятаться за столом или между кроватью и окном, но он все равно проверил. Потом оглянулся посмотреть, нет ли ее в ванной, хотя это было нелепо – как она смогла бы прокрасться туда?

Тогда он сел на кровать и уставился на свои руки. Три довольно сильных ожога на ладонях и предплечьях болели.

Неужели Сара ушла?

Просто взяла и ушла – даже не сказав «до свидания»? Значит, он не расслышал ее ухода из-за шума льющейся воды. Возможно, она постучала в дверь и сказала, что они увидятся завтра.

Он нашел телефон, чтобы попросить ее сообщить ему, что она вернулась домой и что с ней все хорошо. Но внезапно швырнул его через всю комнату, так и не напечатав сообщения. Потом перевернулся на кровати, натянул подушку на голову так, чтобы проклятые звездные огни катеров не светили ему в глаза, и провалился в сон, будто упал в переплетающиеся, чернильные осьминожьи щупальца тревоги.

«Я ненавижу эту кухню, – подумала Сара, переодеваясь. Впервые с тех пор, как она начала проходить здесь практику, она чуть не опоздала. Пришла за одну минуту до начала работы. – Я ненавижу все, что с ней связано. Ненавижу пот, шум и сквернословящих мужчин. Ненавижу, как их тела ударяются об меня. Ненавижу каждый чертов раз, когда шеф Леруа смотрит в мою сторону. Ненавижу, ненавижу, ненавижу тупого повара-серфингиста, который жонглирует мной так же небрежно, как и любой другой чертовой вещью».