— Как вы оказались в этих местах? — повторил он, стараясь говорить весело.

— Заезжал проведать Цезаря Антоновича, — объяснил генерал. — Он сегодня не явился на занятия, говорят, заболел.

Дубов перевел дух.

— Вы имеете в виду господина Кюи?[15]И что же с ним?

Генерал махнул рукой.

— Возраст, голубчик, возраст! Никуда не денешься!

— Цезарю Антоновичу не больше пятидесяти лет, — возразил Дубов. — Какой же это возраст? Расцвет!

— Кому как повезет, — ответил генерал и задумался, опустив подбородок в меховой воротник.

Дубов незаметно перевел дыхание. Он действительно очень испугался, увидев генерала. Не за себя — за Катю! Но, кажется, Александр Карлович ничего не подозревает. Нечистая совесть, вот как называется его испуг! Хотя, с другой стороны, с чего доктору опускать глаза? Между ним и Катей нет ничего недозволенного!

«Еще скажи, что ты ее любишь исключительно братской любовью», — язвительно высказалась совесть.

Дубов невольно покраснел. Не братской. Но он прекрасно понимает, что Катя не нуждается в пошлом приключении на стороне. Ей сейчас нужен настоящий друг, которому можно выговориться и поплакаться. Незавидная роль для влюбленного мужчины, но он на нее согласен. Он на все согласен, лишь бы видеть ее хотя бы изредка…

— Так вы мне не ответили, — прервал молчание генерал. — Каким ветром вас занесло в эту гостиницу? Не самое респектабельное заведение в Москве.

— Вызвали к больному, — ответил Дубов первое, что пришло в голову.

— А где же ваш саквояж?

Дмитрий Данилович почувствовал, как уши заливает горячая волна. Он приподнял брови и огляделся, словно разыскивая несуществующие докторские принадлежности.

— Надо же, забыл в номере! Вот ведь растяпа!

Он весело рассмеялся, с ужасом чувствуя, как фальшиво и неискренне звучит его смех.

— Вернемся? — спросил генерал и поднял трость, чтобы постучать извозчика по спине. Дубов удержал его руку.

— Пошлю слугу. Я дал больному снотворное, не стоит сейчас его беспокоить.

— Как угодно, — не стал спорить генерал. — Кстати, я не спросил, куда вас отвезти.

Дубов пожал плечами.

— Все равно. Дело сделано, день свободен… — Он хотел добавить, что может сойти прямо здесь, но генерал неожиданно попросил:

— Голубчик, сделайте одолжение, отобедайте у меня.

Дубов замялся. Ему не раз случалось обедать с рогатыми мужьями: светские отношения, ничего особенного в этом нет. Однако сейчас согласиться было трудно, хотя генерал к категории обманутых мужей не относился.

— Прошу вас, — настаивал генерал. — Очень не хочется сидеть за столом в одиночестве.

— С удовольствием, — пришлось ответить доктору.

Впрочем, за столом они сидели не вдвоем, а втроем. К мужчинам присоединилась Мария Викентьевна, исполнявшая обязанности хозяйки.

Трапеза проходила в молчании. Изредка генерал через силу ронял какую-нибудь вежливую фразу, Дубов и Мария Викентьевна с готовностью отвечали. После чего снова воцарялась тишина.

В завершение обеда подали кофе с коньяком. Дубов с неприятным удивлением отметил этот факт — раньше, при жизни Елизаветы Прокофьевны, генерал не пил ни того, ни другого.

— Александр Карлович, будьте осторожны, — предупредил он.

— О чем вы? — не понял генерал. — Ах, это… — Он усмехнулся, разлил коньяк по рюмкам, приподнял свою и одним движением опрокинул ее в рот.

Дубов осторожно пригубил благородный напиток, не спуская с хозяина озадаченного взгляда.

— Давненько вы у меня не были, — заметил он как бы между прочим, возвращая рюмку на стол. — С одной стороны, я рад, что в этом нет нужды, с другой, все же немного беспокоюсь. Может, заглянете завтра, часиков в двенадцать?

— Нет, — ответил генерал с улыбкой. — Не загляну. Поздно спохватились, милый доктор, меня уже не остановить. Как это говорят на Руси… — Генерал приложил руку к морщинистому лбу, нахмурился и вдруг просиял: — О!.. Вспомнил! «Старый дурак вразнос пошел!»

Он засмеялся, взглядом приглашая гостя присоединиться к веселью. Однако Дубов смеяться не стал.

— Что с вами, Александр Карлович?

— Ничего особенного, — продолжая смеяться, ответил генерал. — Просто захотелось молодость вспомнить.

— Не с больным же сердцем! — начала Дубов, но хозяин его перебил:

— Именно с больным сердцем! От него все глупости, милый доктор. — Генерал взял с колен разложенную салфетку, скомкал и бросил ее на стол. — К врачам я больше не поеду — незачем. Быстрее отмучаюсь.

С этими словами генерал вышел из комнаты. Мария Викентьевна скользнула за ним и почти сразу вернулась:

— Александр Карлович просит его извинить. Прилег отдохнуть.

— Что с ним? — спросил Дубов, вставая. — Сильно плох?

Мария Викентьевна отвела взгляд.

— Не так, чтобы очень… Иногда сердце пошаливает.

Дубов покачал головой.

— По крайней мере, лекарство принимает? Те порошки, что я выписал?

Мария Викентьевна оживилась.

— Слава богу, принимает. За этим я слежу.

— Не больше одного в день! — предупредил Дубов. — Помните об этом! Что ж, Мария Викентьевна, мне, пожалуй, пора. Не провожайте, я дорогу найду.

Он поклонился, вышел из комнаты и спустился в холл. Велел слуге принести пальто и шляпу, а сам подошел к зеркалу, висевшему на стене, рассеяно провел рукой по волосам.

Хлопнула входная дверь, и в прихожую вошла Катя. Увидев Дубова, она замерла, глядя на гостя тревожными глазами.

— Все в порядке, — негромко сказал Дмитрий Данилович. — Я встретил генерала возле гостиницы, и он пригласил меня на обед.

— Меня не видел? — шепнула Катя белыми от страха губами.

Дубов покачал головой и взял ее за руку, но Катя вырвалась. Дубов оглянулся. На широкой лестничной площадке стояла Мария Викентьевна.

— Что ж, была рада вас повидать, — быстро сказала Катя. — Заезжайте чаще.

Дубов поклонился дамам и вышел. Его преследовал взгляд женщины в черном платье — изумленный, встревоженный.

Щелчок по носу — отличный рабочий стимул.

Две недели, прошедшие после посещения Тумановой, советник провел в состоянии лихорадочного возбуждения. Собирал документы, обзванивал знакомых в поисках нужной информации, льстил, интриговал, платил, обещал помочь и просил о помощи. Помощники похудели, разбирая документы, кипами сваленные на рабочем столе патрона, сверяя даты, суммы и движения по счетам подозреваемых. Особенно много возни было с газетами полуторагодовалой давности. Найти информацию, нужную патрону, удалось не сразу.