— Он сказал мне, где был прошлой ночью, и это не имеет никакого отношения к леди Маунтхит.

Она явно лгала, потому что Ноуэл постарался, чтобы у нее не было возможности в течение всего вечера поговорить с мистером Ричардсом с глазу на глаз. Интересно, кого она пытается защитить: Ричардса или Святого из Севен-Дайалса?

— Ваш ход, — напомнил он.

Ровена поморщилась, взглянув на доску, и наугад сделала ход пешкой:

— Что скажете?

— Я пока не считаю, что попал в безвыходное положение. — Улыбнувшись, Ноуэл сделал ход конем, оставив ее в недоумении: относятся ли его слова к игре или Святому.

Некоторое время они играли молча. Потом Ноуэл, как бы мимоходом, заметил:

— Как показали мои расследования, драгоценности, украденные прошлой ночью из спальни леди Маунтхит, принадлежали некогда вашей покойной матушке и, кроме них, из дома ничего не было взято. Вам это не кажется странным?

— Вот как? Это действительно… удивительно. — Она хотела произнести это небрежным тоном, но покраснела. Ноуэл сдержал улыбку.

— Я так и думал. Вы, разумеется, дали бы мне знать, если бы драгоценности каким-то образом вернулись к вам. Она судорожно глотнула воздух.

— Ну конечно. — Почти не глядя на доску, Ровена протянула руку к слону, но Ноуэл, не дав ей прикоснуться к фигуре, накрыл ее руку своей. Девушка испуганно взглянула на него.

— Сейчас мой ход, — тихо сказал он. Она отдернула руку, словно обожглась.

— Извините. Обычно я не бываю такой невнимательной.

— Я это знаю. Это случается только тогда, когда вы умышленно позволяете своему партнеру выиграть. Ее губы против воли дрогнули в улыбке.

— Никак не хотите мне простить?

Он пожал плечами.

— Злопамятным я никогда не был, — ответил Пакстон, понимая, что это не совсем так. Он долгие годы помнил зло, причиненное Черным Епископом, но это была совсем другая история.

Хотя ее рука лежала теперь на столе рядом с шахматной доской, Ноуэл снова накрыл ее своей ладонью.

— На самом деле мы с вами не противники, Ровена. Я хочу, чтобы вы мне доверяли.

На этот раз она не убрала свою руку.

— Так же, как вы доверяете мне? — спросила она, подняв брови. — Когда вы намеревались сказать мне, что ваша сестра замужем за наследным герцогом?

— Я не думал… Мне казалось, что если я заговорю об этом, то буду выглядеть самодовольным ослом. Да и какое это имеет значение? — заявил он, хотя они оба знали, что это имеет значение.

Вместо ответа девушка задала еще один вопрос, на этот раз более трудный:

— Скажите, какие у вас имеются улики против мистера Ричардса?

— Я не могу вам рассказать, — ответил он, хотя, по правде говоря, ему этого хотелось. Ведь если бы она узнала, какие злодеяния совершил этот тип, она не пожелала бы больше видеть его.

— Потому что вы думаете, что я его предупрежу?

— А вы предупредили бы? — спросил он, пытаясь прочесть по выражению лица ее мысли. Но она не смотрела ему в глаза.

— Возможно, вы поступаете мудро, не доверяя мне, — помедлив, призналась девушка. — Делайте свой ход.

Расстроенный тем, что она замкнулась, а также тем, что он не мог сказать ей правду — всю правду, — Ноуэл снял свою руку с ее руки и сосредоточился на игре. Вернее, попытался сосредоточиться.

Отделенный от Ровены лишь небольшим столом, Ноуэл в полной мере ощутил пьянящее воздействие ее близости — ее лица, блеска волос, ее гладкой кожи и нежного женственного запаха. Он вспомнил тот вечер, когда впервые ее увидел, и поразился тому, что не понял сразу, что другой такой нет на свете и что она и есть та самая частица, которой не доставало его душе.

Желая поскорее услышать ее голос, он нарушил молчание, затронув тему, которая наверняка должна была ее заинтересовать:

— Сегодня вышел новый номер «Политикал реджистер». Вы еще его не видели?

— Я видела газету, но не читала. По-моему, там есть весьма интересная статья мистера Коббета о ткачах.

— Да, весьма интересная, — согласился Пакстон. — Но на меня большее впечатление произвел последний очерк Мистера Р., — сказал он, наблюдая за ней.

— Вот как? — спросила Ровена с деланным безразличием, взяв конем его оставшегося слона. — Чем именно?

— Мне показалось, что он весьма успешно подвергает осмеянию класс аристократов, правдиво и с юмором показывая его лицемерие, которое особенно ярко проявляется на таких сборищах, как это. Мне даже показалось, что это лучший очерк из всех написанных им. Правда, я по-прежнему не согласен с его утверждением, что представители низших сословий отличаются большей честностью.

— Значит, вы так не думаете? Я, например, никогда не видела, чтобы моя служанка лицемерила так, как это делают многие высокородные леди, с которыми я встретилась здесь, в Лондоне.

Пакстон внимательно посмотрел на доску, осторожно передвинул ладью, чтобы защитить своего ферзя, потом ответил:

— Ваша служанка переняла эти достойные качества от вас, так что это меня не удивляет.

Услышав этот завуалированный комплимент, она мило покраснела:

— Значит, вы не считаете этот пример типичным?

— Думаю, что мне гораздо чаще, чем вам, приходилось наблюдать проявления безнравственности у представителей низших сословий, — сказал он. — Поверьте, непорядочность случается во всех слоях общества. Если уж на то пошло, то надежды, возлагаемые обществом на аристократию, нередко сдерживают ее, не позволяя опуститься до действительно порочного поведения.

— Это во многом зависит от того, какой смысл вкладывается в слово «порочный», — возразила она. — Уверена, что немногие герцоги прибегают к разбою на большой дороге, но не потому ли, что у них нет в этом необходимости? Разве обложить человека налогами, доведя до нищеты, менее порочно, чем изъять ценности у богача, чтобы пополнить низкий доход?

Хотя она казалась ему особенно привлекательной, когда страстно защищала обездоленных, тот факт, что Ровена поддерживала мысли, высказанные именно в этом очерке, его настораживал. Пакстон подозревал, что она знает, что его написал Ричардс.

— Ну, в первом случае, по крайней мере, не так велика вероятность лишиться жизни или получить увечье, — сказал он, возможно, более резким тоном, чем предполагал.

— Значит, кражи, которые осуществляются правительством, вы поддерживаете? Мне это кажется ярчайшим примером лицемерия. — Она подкрепила свои слова широким жестом и нечаянно сбросила несколько фигур на пол. — Ох, извините, я не хотела…

Ноуэл поднял фигуры, но на место не поставил.

— Все равно ни один из нас не находится сейчас в наилучшей форме. Что, если мы отложим эту партию?