Ноуэл сделал это за нее. Не прерывая поцелуя, он на ощупь развязал ленточки на ее ночной рубашке. Потом его губы проделали поцелуями дорожку до ямочки под горлом, а пальцы тем временем развязывали вторую ленточку.

Судорожно глотнув воздух, Ровена запрокинула голову, предоставив ему полную свободу действий. Она и представить себе не могла, что существуют подобные ощущения, и теперь боялась лишь, как бы они не прекратились.

В голове промелькнула смутная мысль о том, что в соответствии с планом она, кажется, должна была соблазнить его. Уцепившись одной рукой за его плечо, чтобы не упасть, она принялась другой расстегивать пуговицы на его сорочке.

— Это одна из моих любимых сорочек, — шепнул он ей на ухо. — Позволь я тебе помогу, пока оторванные пуговицы не разлетелись по всей комнате. — В его голосе слышался еле сдерживаемый смех.

Она понимала, что должна была бы смутиться, однако смущения не чувствовала. Ровена лишь с нетерпением ждала продолжения. Судя по скорости, с которой он расстегивал свою сорочку, Ноуэл разделял ее нетерпение. Они снова обнялись.

Верхняя часть его торса была обнажена. И хотя ее груди были все еще прикрыты тонким ситцем рубашки, кожа над ними оставалась открытой и прикосновение к этим чувствительным участкам волос на его груди еще больше увеличило ее желание.

Руки Ноуэла помассировали ее спину, спустились на талию, потом еще ниже. Ровена положила руки на его плечи и, откинув назад полы расстегнутой сорочки, обнажила новые участки его груди. Он на мгновение убрал руки, но даже эта кратковременная утрата контакта заставила ее недовольно застонать.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. Быстро сняв с себя сорочку, он уронил ее на пол и снова обнял Ровену.

Теперь ее руки имели полный доступ к верхней части его торса, и она в полной мере воспользовалась этой свободой, исследуя его бока, грудь, твердые мышцы спины, на которых то там, то здесь прощупывались тонкие рубцы от шрамов.

Тем временем сквозь тонкую ткань ночной рубашки его руки проводили собственное исследование. Они прошлись по узкой талии, скользнули вниз и, обхватив ягодицы, крепче прижали ее к его телу. Он собрал в кулак тонкую ткань рубашки. Ровена почувствовала, как подол поднимается вверх, обнажая щиколотки, потом бедра.

Мгновение спустя рубашка была поднята до талии, и Ровена остро ощутила, что нижняя часть ее тела полностью открыта его рукам и глазам. Ее же глаза были плотно зажмурены. Однако как только он прервал поцелуй, она сразу же их открыла и увидела, что он серьезно смотрит на нее.

— Можно? — тихо спросил Ноуэл.

Ровена понимала, что он просит разрешения снять с нее ночную рубашку — удалить последнюю преграду для его прикосновений. Опасаясь, что подведет голос, она молча кивнула.

Быстрым, плавным движением он поднял вверх тонкую ткань и, сняв с нее рубашку через голову, бросил ее на пол.

— А ты еще красивее, чем я себе представлял.

Красивая. Никто, даже мать, никогда раньше не называл ее красивой. Но он, кажется, не шутил. В его глазах читалось восхищение, даже благоговение. И все же Ровена едва поборола желание прикрыть свое тело от его взгляда. Вопреки ее воле к ней возвращалась способность мыслить здраво. Что она делает?

Ах да. Она собирается убедить его оставить Святого в покое. Для этого, согласно плану, ей следовало признаться в своих чувствах и полностью, во всех отношениях отдать себя. Может, уже пора попросить об этом? А вдруг, если она позволит Ноуэлу овладеть собой, скомпрометировать себя, спрашивать будет поздно? Но что, если она заговорит слишком рано?

Ноуэл снова наклонился, чтобы поцеловать ее, взяв в ладонь одну грудь. Все мысли покинули сознание Ровены, уступив место ощущениям. И она, ухватившись за его плечи, крепко прижалась к нему. Это было ни с чем не сравнимое ощущение!

Не выпуская его из рук, она сделала шаг назад, направляясь к кровати. Ровена понятия не имела, что нужно делать, когда они доберутся до постели, но надеялась, что это знает Ноуэл. По спине пробежал холодок страха — страха перед неизведанным, — но Ровена не обратила на это внимания. Она была твердо намерена познать тайну.

Ноуэл попытался предупредить ее.

— Ровена, ты должна быть абсолютно уверена, — пробормотал он. — Боюсь, что через мгновение я уже не смогу остановиться.

— Я уверена, — сказала она, взглянув в его горящие страстью глаза. — Но сначала пообещай мне, что ты прекратишь свое расследование деятельности Святого из Севен-Дайалса.

Ноуэла словно окатили холодной водой.

— Так, значит, в этом все дело? — спросил он, не скрывая разочарования. — Ты готова отдать себя в обмен на мое обещание? — Он не мог бы сказать, на кого злится больше — на нее или на себя. Одно было ясно: явившись сюда, он свалял дурака.

Ровена широко распахнула серые глаза. В них были отчаяние, страх и желание. Именно желание чуть было не расслабило его снова, но он заставил себя отодвинуться от нее, не обращая внимания на то, как соблазнительно ее обнаженное тело.

— Нет! То есть я надеялась, что… если ты неравнодушен ко мне, то, возможно, захочешь изменить свое решение… чтобы сделать мне приятное.

Ее слова лишь подтвердили догадку Ноуэла.

— Может быть, произведем обмен другого рода? Скажи мне, кто такой Мистер Р., и я подумаю о том, чтобы прекратить преследование Святого.

Девушка долго смотрела на него, потом быстро присела, схватила с пола ночную рубашку и прижала ее к себе, прикрыв груди. Казалось, это могло бы помочь ему охладить пыл, однако не тут-то было.

Она довольно долго молчала, потом сказала:

— Значит, в твои планы входило прийти сюда, чтобы получить от меня эту информацию? Которой я, конечно, не обладаю.

Ноуэл помедлил, потому что это действительно был тот повод, которым он пытался оправдать свое присутствие в ее спальне — хотя был уверен, что на самом деле причина заключается совсем в другом. Эта его нерешительность была равносильна признанию, и в ее глазах появилась обида. Обида, за которой сразу же последовал гнев.

— Значит, ты собирался использовать меня — соблазнить, чтобы получить информацию? Этим и объясняется то, что ты сказал… что ты сделал там, внизу? — Глаза ее блестели уже не гневом. Она была готова расплакаться, и Ноуэл не знал, что делать, если она разразится слезами.

— Нет! Я хочу сказать… то есть… — Почему он оправдывается? Сейчас он должен быть вдвойне доволен, что вовремя остановился и не успел объясниться в любви. — Не возмущайся, ты тоже не без греха. Похоже, что у каждого из нас были не вполне честные мотивы для этого… рандеву.

— Честные? — Она резко отвернулась, предоставив Ноуэлу возможность полюбоваться своей аппетитной попкой, прежде чем спряталась позади кресла. Она торопливо кое-как натянула на себя ночную рубашку и, скрестив на груди руки, взглянула на него.

Она будто пыталась прочесть его мысли. Ноуэл сомневался, что ей удастся это сделать, потому что и сам не мог разобраться в своих чувствах. В нем боролись сожаление, гнев, чувство вины и, конечно, все еще не остывшее желание.