– Хорошо, что вы приехали его повидать, – задумчиво сказала сестра Анна. – Но предположим, вы станете брать его к себе на сутки, что потом? Вы будете привозить его сюда обратно, он будет по-прежнему жить здесь и чувствовать, что его бросили, как в детстве чувствовали вы. Ему еще предстоит ко многому адаптироваться. А любая эмоциональная травма отбросит его назад. Да и вам, вероятно, будет тяжело, – сказала она деликатно. – Оживут старые воспоминания.

Монахиня знала, что Тимми пришлось пережить в детстве, Тимми ей рассказывала, конечно, далеко не все, но именно поэтому она и дала им средства, чтобы организовать приют. И не хотела, чтобы Блейк страдал, как страдала маленькая Тимми, когда ее раз за разом возвращали в приют, пусть даже сейчас все полны самых благих намерений. Однако в конечном итоге это может принести больше зла, чем добра, и мальчику, и Тимми.

Надо было все хорошенько обдумать. Сейчас пока нельзя принимать никаких решений. Блейк никуда из приюта не уезжает, он сюда только что поступил. Но Тимми сжигало нетерпение, ей хотелось прямо сейчас, сию минуту спрятать его к себе под крыло, чтобы он как можно скорее почувствовал, что ему никто и ничто не угрожает. Ей было непереносимо знать, в каком ужасном страхе он сейчас живет. Скорее бы избавить его от этого страха, освободить, но обстоятельства таковы, что она не может этого сделать. Потребуется очень много времени, как бы удачно все ни сложилось.

– Может быть, вам стоит какое-то время приезжать к нему сюда, а там будет видно? – предложила мудрая сестра Анна. – Вы что-то уясните для себя. Его ведь не отдают в патронатную семью, по крайней мере в ближайшее время. Он будет жить здесь. Именно с такими детьми мы и работаем. И все благодаря вам.

Сестра Анна улыбнулась Тимми и сердечно ее обняла. Тимми до самого вечера просидела возле Блейка, время от времени улыбалась ему, но играла с другими детьми. За ужином он опять сел возле ее ног, и она накормила его курицей с картофельным пюре и морковкой, миску с которыми поставила под стол. Он все съел. Она оставила рядом с собой пустой стул – вдруг он захочет сесть вместе со всеми за стол, но он так и не вылез из-под стола, так и сидел возле ее ног. Она снова погладила его по голове, и он прижался к ее ногам и положил голову ей на колени. Ей показалось, что он сегодня спокойнее, чем два дня назад. В конце ужина, когда она дала ему блюдечко с мороженым и печенье, он широко улыбнулся ей. Другие дети делали из печений и шоколада десерт, но он не только отказывался его делать, но и не подходил к детям и их десерт не ел. Блейк все еще относился к детям очень настороженно, и вид у него был все такой же испуганный. А раз он не разговаривал с детьми, они тоже не обращали на него никакого внимания. Даже сестры оставляли его в покое. Одна только Тимми открыто заговаривала с ним, и он в тот воскресный вечер несколько раз посмотрел ей прямо в глаза. Ей неудержимо хотелось обнять его, но она знала, что нельзя.

Она поехала к себе в город, в Бель-Эйр, но как и весь вечер в пятницу, как весь день в субботу и воскресенье, не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме Блейка. Всю ночь она лежала без сна с этими своими мыслями, а в понедельник утром, перед тем как ехать на работу, позвонила в приют Святой Цецилии и попросила позвать к телефону сестру Анну. Когда та ответила, Тимми выпалила, задыхаясь от волнения:

– Я хочу его усыновить.

Она знала, что должна это сделать, это все, о чем она могла сейчас думать, все, чего она хотела. Хотела подарить Блейку другую, счастливую жизнь, и была уверена, что для того-то судьба их и свела. Сестра Анна слегка растерялась. Она подозревала, что Тимми придет к такому решению, только думала, что ей понадобится гораздо больше времени на раздумья, а Тимми и раздумывать не стала.

– Тимми, его нельзя усыновить. Вы это знаете. Его мать не отказалась от родительских прав.

– Но разве она так или иначе их не лишится, если долго просидит в тюрьме?

– Может быть, и лишится, только процедура лишения родительских прав непростая и небыстрая. Дело будут долго рассматривать в судах разных инстанций, в органах опеки и попечительства, все будет зависеть от их решения. И может быть, у него есть родственники, мы пока ничего наверняка не знаем. Я знаю, сейчас пытаются это установить. В лучшем случае его можно будет взять на воспитание, и то лишь после того, как его состояние улучшится. Но и для этого потребуется немало времени. Оно и к лучшему, – деликатно заключила она. – Вы сможете все хорошенько обдумать.

Сестре Анне и в голову не приходило, что Тимми способна на такие импульсивные поступки, и решение, которое та приняла ночью, ее сильно удивило. За эти годы Тимми повидала много детей в приюте Святой Цецилии, некоторые были даже в более тяжелом состоянии, чем Блейк, были и такие очаровательные, что не полюбить их было просто невозможно. Но она впервые после смерти своего родного сына так прикипела сердцем к ребенку и вдруг почувствовала, что ее судьба накрепко связана с его судьбой. И знала, что поступает правильно, и понимала, что беззаветно полюбила вечно молчащего рыжеволосого мальчика шести лет от роду.

– Я уже все обдумала, – твердо произнесла Тимми, и ее тон произвел на сестру Анну должное впечатление, но все равно она продолжала настаивать на осмотрительности.

– Выждем сколько-то времени, посмотрим, как у вас все будет складываться. Было бы хорошо, если бы он заговорил, тогда все будет яснее. – Блейк не проявлял ни враждебности, ни агрессивности, просто как и многие другие, кто к ним поступал, был заброшенным ребенком, с которым обращались зверски жестоко и которому нанесли столько душевных травм, что не сосчитать. – Не надо спешить, Тимми. Ведь его никто у нас не забирает.

– А если где-то отыщутся родственники? Такие же чудовища, как его мать, и захотят взять его? Что нам тогда делать?

– Тогда и будем думать. На поиски уйдет немало времени. По крайней мере вам не грозит сражаться за него с родным отцом, который отбывает свой срок где-нибудь в тюрьме, и с дедушками и бабушками, которые торгуют наркотиками. – Именно такие родственники, как правило, и обнаруживаются, когда их начинают искать, а они меньше всего на свете желают взвалить на себя заботу о собственном непутевом чаде и тем более о собственных внуках. Им и без того трудно живется. Из тех детей, кого привозили к ним в приют, лишь считаные единицы были возвращены родственникам, обычно их отдают на усыновление, в групповой дом или в патронатную семью. Ни первое, ни второе, ни третье Блейку не грозит, тут Тимми может быть спокойна. – А почему бы вам не приезжать и не навещать его всякий раз, как вы сможете вырваться? Может быть, мне удастся в скором времени его разговорить. А вы, раз вы решили его усыновить, смогли бы брать его к себе на день-другой, когда он здесь освоится.

Тимми знала, что сестра Анна сделает все возможное, чтобы помочь ей. Монахиня, которая руководила приютом Святой Цецилии, была не только безупречной начальницей, но и близким другом Тимми. И решение, которое приняла Тимми, сильно ее взволновало. Она давно ждала, что Тимми в один прекрасный день захочет взять какого-нибудь ребенка. Она удивилась, но не слишком, недаром она сама захотела создать приют, прожив непростую жизнь, которая выпала на ее долю. Но Тимми впервые так беззаветно полюбила ребенка. Мало того что полюбила, она чувствовала, что это ее долг – усыновить его. И если тому суждено быть, так оно в свое время и случится, сестра Анна была в этом уверена.