же смеются над собой. Пили, плясали, пели хором и признавались друг другу в хороших чувствах.

Мы были в маленькой квартирке комиссара, который сейчас служит на Севере. Истощенная хозяйка, маленький уцелевший сынишка Леня, который мирно спал, а потом проснулся. Я с ним на рассвете дружно беседовал: о папе, о войне, о флоте, о том, как с мальчишками драться надо… Чудесный мальчишечка — глазки ясные, чистые… Ходит в матроске… Шепчет, что хочет быть моряком… «Лейтенантом, капитаном или адмиралом?» Мальчик шепчет: «Адмиралом». Показывал мне, где в комнате попал осколок снаряда, рассказывал, как умер от голода его братишка.

Временами слушал излияния некоторых товарищей о литературе. Хозяйка так устала и так тоща (у нее распухшие ноги), что от танцев отказалась. Я пил мало. Записывал некоторые рассказы товарищей о боевых действиях…

3 мая 1942 года.

В 2 часа 25 минут в малом зале Военно-морского училища провел доклад на тему о комсомоле и его пути. Аудитория очень внимательная, крепкая. Говорил с настроением, обрисовал и современную обстановку. Осмотрел выставку трофейного оружия и немецкого обмундирования. Это трофеи моряков под Ленинградом. После моего доклада выступали Азаров и Крон, затем концерт.

5 мая 1942 года.

Холодно… С Каляевой на мотоцикле, через центр города, в Политуправление. Ветер леденит лицо, срывает фуражку. Корабли заметно оттянули в глубь Невы…

В здании штаба и Политуправления небрежно забивают окна синей бумагой. Запустение… Все равно уезжать…

Штаб Балтийского флота уже перебрался на Петроградскую сторону.

Говорят о том, что на Ладоге искусственно задерживают лед. На судостроительных заводах срочно строят баржи и шаланды… Завоз продуктов продолжается…

Уборка города в апреле дала результаты. Стало сравнительно чисто, кроме того, уборка была физической зарядкой, встряхнула сотни тысяч людей.

На Ленинградском фронте — наступление. Потери немцев от одной до двух тысяч человек в день, но на Неве мы оставили пятачок у Дубровки.

В 3 часа поехал на соединение торпедных катеров — сделал доклад перед началом весенней кампании. Соединение готовится, на днях начнутся ходовые испытания… Немцы патрулируют[42] от Петергофа к Лисьему Носу и высматривают, нет ли чего-нибудь в Финском заливе.

Познакомился с Героями Советского Союза Осиповым, Гума-ненко и Афанасьевым. Афанасьев, выступая, напомнил о моем приезде в Либаву в марте 1940 года.

— Вы тогда рассказывали о либавской старине, о горечи и злобе старых матросов, о царской каторге… Я, признаюсь, не понимал этого, но когда двадцать второго — двадцать пятого июня я увидел горящую Либаву, фашистские самолеты, расстреливающие толпы на улицах, я впервые понял, что такое гнев…

К новому поколению приходит новое восприятие жизни.

…Мертвецов возят совсем «классически» — обернутыми в кусок материи, на обыкновенных тачках или на роллерах…

7 мая 1942 года.

Выспался. 9 часов утра. Помещение Политуправления на Песочной еще не готово. Там (в помещении Электротехнического института) переделывают кабинеты, лаборатории, мастерские… Многое портят.

Подготовляю «Кронштадт». Читаю «Историю искусств». Временами вскипают какие-то новые планы.

Днем — стрельба. Дрожат окна… Погода сумрачная, идет снег…

8 мая 1942 года.

…В 5 часов еду на мотоцикле в Политуправление. Холодный ветер, малолюдно… Корабли на Неве закрыты сетками, маскировочными полотнищами, деформирующими их очертания. Белая, зимняя окраска уже не годится…

В Политуправлении холодно. Прочел сводку, газеты… Особых новостей нет.

9 мая 1942 года.

Работал в комнате 106. С утра — сильный обстрел, близко рвутся тяжелые снаряды.

Прочел письма из освобожденных местностей. Это письма краснофлотцам от родителей и близких — русская эпическая простота, глубокая, органическая злоба к Гитлеру, возмущение и страшные краткие описания:

«Сами не знаем, как живы остались». «Сестра твоя погибла, мсти, Лешенька…» «Враг разорил нас в пух и прах, сукин сын, грабитель… Кур всех позабирали, идут с дубинкой, сшибают, отрывают им головы, пожрали всех колхозных коров и овец. Так мучили нас почти целый месяц, но Красная Армия повернула их назад пятками…»

Местами есть термины «священная наша земля» и пр. И в устах крестьян это приобретает необыкновенно сильный смысл!

«Я никогда не могла себе представить людей такими жестокими, как эти фашисты. Пишу, а у самой слезы на глазах… Валентин! Мсти фашистскому зверью!» «Учительницу Анну Васильевну эти бандиты расстреляли за то, что она была комсомолкой и не хотела у них быть переводчицей. А как их возьмешь в плен, они кричат: «Я не стрелял, я ваш…» «Бить их и бить! Привет от партизан-бойцов, тружеников Тихвина…» «…Погибли люди, ни в чем не повинные. Дорогой брат Леня, я выходила на улицу, долго стояла, смотрела туда, где находилась наша Красная Армия. Я знала и крепко верила…

В последнюю ночь была жуткая, печальная картина, кругом были пожары… Сейчас живем хорошо. Мама ходит в колхоз, там восстанавливают хозяйство, брат — на шахту крепильщиком, Нина — в школу. Город наш сожгли почти весь».

Вот что пишут в Балтфлот отцы, матери, сестры моряков!

Работаю над темой Кронштадта. Взял библиографические справки.

…Прочел свежие московские газеты. Мне прислали специальный номер «Правдиста»[43] ко Дню печати. Моя работа отмечена в передовой Емельяна Ярославского, в статье Заславского, в заметках об избранных очерках и статьях из «Правды» — материалах гвардии военных корреспондентов «Правды»… Тронут до глубины души, хочется еще больше сделать…

Недавно Германия, через стокгольмские круги, сделала новое предложение