class="p1">– Обожаю тебя. Будь у меня повод признаться в нетрадиционной ориентации, ты бы сейчас стала лучшей мамой в мире.

– А так не самая, раз ты не гей? Вот неблагодарный! Нет, правда, это просто замечательно. Я рада. И не смей заявляться без Билли.

– Надеюсь, она захочет. – Возможно, еще слишком рано для знакомства с мамой, размышляю я.

– Спроси у нее и постарайся. Я испеку пирог. Причем только в том случае, если она придет.

– Как коварно с твоей стороны.

– Я твоя мама, это моя работа, дорогой. И я отношусь к ней со всей серьезностью.

Айзек хмурит лоб, заметив меня перед аудиторией. Со скепсисом во взгляде подходит ближе.

– Доброе утро, сэр. Прошу прощения, но не приходитесь ли вы родственником мистеру Седрику Бенедикту? Он невероятно похож на вас, однако никогда бы не появился на такой банальной лекции, как «Эволюционная морфология морских беспозвоночных».

– Мне уйти обратно, чувак?

– Нет. Я всегда рад видеть твою физиономию. Просто удивляюсь. Разве это не одна из тех тем, из-за которых мы теряем здесь полтора часа, хотя тот же материал можно усвоить из учебника за пятнадцать минут?

Откуда мне знакома эта цитата? Ах да. Это мои слова.

– Определенно. О’кей, поймал. Я тут из-за тебя.

Айзек отвешивает мне поклон.

– Спасибо, мужик, я просто хотел это услышать. Надо снова покормить твоего кота? Последняя царапина уже не кровит, я опять готов бросаться в бой. – Он сильно преувеличивает.

Однокурсники начинают протискиваться мимо нас в лекционный зал, и мы не совершаем ошибку, долго сражаясь с потоком, а просто плывем по течению внутрь и ищем хорошие места.

– Я хотел спросить, есть ли у тебя планы на вечер.

Айзек плюхается на свободное место с краю, ставит перед собой планшет и смотрит на меня круглыми глазами. Мы свернем себе шеи, если попытаемся разглядеть отсюда, что проектор отображает на экране, зато здесь можно поговорить, не мешая остальным.

– Что ты хочешь этим сказать?

Я фыркаю:

– Простой вопрос, нет?

Он мотает головой.

Чувак, не усложняй мне жизнь еще сильнее!

– Не хочешь потусить со мной? – Ну, как-то так, сойдет.

– Как именно? – Теперь у Айзека взгляд как у оленя, в оцепенении застывшего в свете фар. И он явно наслаждается шоу, которое устраивает.

Ладно, признаю, я заслужил. За первые семестры он убил недели и месяцы и испробовал все, чтобы со мной подружиться. По-настоящему подружиться, что означает иногда встречаться и за стенами университета. Хотел сходить со мной куда-нибудь выпить, посмотреть футбол, даже пытался заманить меня на свой X-Box. Нельзя будет его винить, если сейчас он меня пошлет.

– Дело в том, – начинаю я и бросаю на него быстрый взгляд через стол. Вокруг нас болтают люди, делятся друг с другом снеками и раскрывают свои ноутбуки. – Вчера вечером я кое с кем подружился.

– С человеческим существом, ты имеешь в виду? То есть не с рыбой.

– Точно. Это продлилось всего пятнадцать минут, но… У меня сейчас очень хорошая фаза. Чертовски хорошая фаза. И я подумал, что попробую еще раз.

– Со мной? – Айзек так на меня уставился, будто я только что объявил, что собираюсь его препарировать.

– Признай, ты ближе всего к статусу друга. Так что я подумал, мы могли бы… посмотреть футбол. – Как назло, не намечается ни одного матча. – Или порезаться в приставку.

– Сначала я задам один вопрос, – говорит Айзек. – Что случилось со вчерашним другом? Лежит под землей, завернутый в пакет?

– С ней все нормально, с той подругой. Просто с дружбой у нас ничего не получилось, потому что мы…

Между тем в зал уже вошел профессор и громко откашлялся в микрофон. Вокруг нас воцаряется тишина.

– Потому что потом мы поцеловались.

– Ого. – Айзек широко улыбается, сверкнув белыми зубами.

– Но тебя я целовать не буду, не переживай.

– Ну, может, не через пятнадцать минут.

По аудитории разносится еще одно громкое покашливание.

– Я люблю, когда мои студенты в восторге от предмета, – произносит профессор усыпляюще-монотонным голосом и сверлит взглядом нас с Айзеком. – Так включите же свои микрофоны, господа, и поделитесь с нами вашей эйфорией по поводу развития так горячо любимых всеми нами и восхищающих нас беспозвоночных.

– Губки, – шепчет кто-то позади меня. – Он рассказывает о губках.

Ограничившись извиняющимся взглядом, я раскрываю свой ноутбук, где запускаю мессенджер и так быстро, как только могу, печатаю в окошко чата все, что знаю об эволюционном развитии губок. Айзек глубоко вздыхает, чтобы выиграть время, активирует свой микрофон, улыбается преподавателю с почти неприличным энтузиазмом и превращает мой конспект в реально увлекательный мини-доклад. По части импровизации он просто вундеркинд.

Господи боже. Я и не знал, какими интересными могут быть губки! Теперь лишь бы сдержаться и не расхохотаться.

Наконец Айзек заканчивает, заработав от профессора одобрительный кивок и аплодисменты от нескольких студентов.

Он печатает что-то у себя в планшете, и под моими сообщениями в ритме стаккато выпрыгивают его сообщения.

«Естественно, у меня есть время».

«Без поцелуев. Тоже естественно, старик!»

«Откуда тебе известно столько всякой хрени про губок?»

«Мне срочно нужно знать, что вчера произошло в твоей жизни!»

«Это же правда ты, да?»

Часть 3

В конце любой из нас окажется под камнем,

И только путь туда нас различит.

Душа, что стала самой важной;

                      душа, что по твоей вине кричит,

Сердца, которых ты всю жизнь касался.

Их было слишком мало или много под конец?

Пока ты с жизнью не расстался,

Пока не окаменел.

В конце любой из нас окажется под камнем,

И только путь туда нас различит.

Уйти со сцены в самый угол дальний

                       или трусливо прятаться в ночи?

Те времена, когда ты одиночеству отдался,

Те времена, что ты отдать сумел,

Пока ты с жизнью не расстался,

Пока не окаменел.

В конце всегда лишь камень оставался.