–Что же, это здравое решение. Правда, вряд ли вы будете когда-нибудь на равных, и дело не в деньгах. Знаешь, я Громову благодарна. Он честно исполнял взятые на себя обязательства. Когда тебя не было, он собакой спал у моих ног. Мне с ним было спокойно. А дрочить одинокому мужчине все равно на кого. Ну забыл парень из Москвы плакат с моделькойприхватить.

–Ещё немного и я почувствую себя неблагодарным животным,–пробурчал я.

Жена тактично промолчала.

–Но вот опять,– меня несло дальше,–Сегодня только наш день! Мы вПариже вдвоем!Аговорим о парне, по которому ты сохла в шестнадцать лет.

–Ну, во-первых, я уже больше расцениваю Громова как нашего друга. Во-вторых, проблему эту нужно было проговорить, и хорошо, что ты сам завёл разговор. А в-третьих…–Джу вдруг сбавила обороты,–Есть только ты и я. Как ты решишь, так и будет.

Я остановился и удивленно уставился на неё. Юля рассмеялась и, взяв меня за обе руки, закружила в танце, напевая песню Эдит Пиаф.

–Я – ревнивая сволочь,–рассмеялся я.–Рванем к Эйфелевой башне?

–Да, любимый,–промурлыкала она.

Я оглянулся и махнул рукой. Леон, следовавший неотступно за нами на машине, подъехал, и мы забрались на заднее сиденье.

Мне, правда, стало легче после разговора. Мы больше не возвращались к этой теме. Наслаждались романтикой Парижского вечера. Целовались на Эйфелевой башне и наЕлисейских полях.

Глубокой ночью мы вернулись в номер. Меня не подвели администраторы. Распахнув дверь, мы шагнули в полумрак, мерцающий множеством зажжённых свечей. Тихо играл «Лунный свет» Дебюсси, и ковёр из лепестков роз вёл в ванную. Джузаглянула в джакузи, наполненную пузырящейся жидкостью.

–Что это?– повернулась она ко мне.

–Минеральная вода, в вазочках клубника, в баллончиках сливки,–я скинул с себя пиджак и ослабил галстук.–Сначала предполагалось шампанское, но в свете последних событий пришлось придумывать нечто более полезное, но не менее вкусное. Иди ко мне, я помогу тебе раздеться, моя любимая.

Джу шагнула ко мне, и я стянул с нее платье. Она вытащила шпильки, и тяжелые пряди густых волос рассыпались по загорелым плечам.

–Как я люблю тебя,–прошептал я, зарываясь носом в ее макушку.–Твой запах, вкус до сих пор сводят меня с ума. Я думал со временем, станет легче, но с каждым днем все сильнее завишу от тебя.

Я дрожал от желания, путаясь в застёжках, в расстёгивании которых весьма поднатарел за последний год. Джу расстегивала пуговицы на моей рубашке, трепеща не меньше. Мы забрались в теплую воду. Я покрывал гибкое тело поцелуями, чуть не забыв про сливки и клубнику. Но Джу схватила один баллончик, встала на колени и облила меня вкусной пеной. Я тоже вооружился, и вскоре жена тоже была вся в сливках. Измазав, вдобавок друг друга сочной клубникой, влюблённые и счастливые мы забыли обо всём на свете. Я облизывал ее, а она порхала по моемутелу кончиком языка.

–Моя девочка,–я завелся не на шутку,–Моя сладкая, любимая. Впусти меня в себя.

Юля обняла меня за шею и развела бедра в стороны. Мы слились воединои плотью и в поцелуе.

Потом мы перебрались в спальню и, обнявшись, вспоминали минувший год.

–Ты просто волшебник, мой лев, мой бог,–прошептала она, когда сон совсем одолел её существо,–Спасибо тебе за такой прекрасный Париж.

–Спи, моя Принцесса,–я укрыл любимую одеялом,–Спасибо тебе за то, что ты есть.

Мне не хотелось спать. Я встал, задул свечи и захватив коньяк, вышел на балкон. Ночной Париж переливался огнями. Я укутался в плед и, вдохнув аромат напитка, сделал небольшой глоток. Тяжёлые мысли о предстоящей поездке не давали мне покоя, но сегодня я хотел думать только о жене, о малыше, который скоро появиться у нас. Поэтому, когда я вернулся к Джу, и вновь заключил её в свои объятия, то почувствовал себя счастливейшим из смертных.

Джулия

Утром я проснулась и улыбнулась воспоминаниям о вчерашнем дне. Ветер шевелил светлые шторы, открывая взгляду высившийся невдалеке силуэт Эйфелевой башни. Гул просыпающегося города смешал в себе чуть слышный рокот мотораавтомобиля, людские голоса и мелодичный велосипедный звонок. Я сладко потянулась и взглянула на Роберта. Он спал, положив руки под щёку, совсем по-детски надув губы. Волна нежностиокутала меня мягким облаком. Я перевернула возлюбленного на спину и прижалась к любимому рту. Он погладил меня по бедрамне просыпаясь. Каждая клеточка тела львенка, стала для меня родной. Я скользила по его плечам и груди губами, прогоняя сон. «Неужели, ты скоро уедешь?– меня разрывало на куски от осознания близкой разлуки и дурного предчувствия.– Как не хочу я расставаться с тобой даже на день. Нет, это что-то другое… более важное, я не хочу, чтобы ты ехал в эту командировку. Не хочу». Роберт одним движением перевернул меня на спину и навис надо мной.

–Доброе утро, любимая,– он потерся носом о мою щеку.

Тревоги мигом растворились в этом сладостном моменте его пробуждения.

* * *

Джулия

На завтрак мы заказали кофе и круассаны с сыром, а в полдень уже садились в самолёт для того, чтобы вернуться домой и расстаться. По словам Роберта, на неделю. Во время полёта не хотелось ни о чём говорить.

–Джу,– прошептал Роберт, когда самолёт пошёл на посадку,– нет в жизни силы, способной разлучить нас.

–Львенок,– мне хотелось плакать, но я держалась,– Не надо больше испытывать судьбу. Она и так была к нам очень благосклонна.

Муж улыбнулся и прикрыл глаза.

–Какая-то неделя и все треволнения рассеются как дым.

Уже издалека я увидела Саню, переминавшегося с ноги на ногу. Робертпоздоровался с другом, и по дороге в Фаррелл-Холл раздоров между ними не возникло. Правда, и задушевных бесед тоже. Вчера я приложила максимум усилий, чтобы не допустить дружеской размолвки перед отъездом мужа. Он улетал сегодня вечером в Москву, не хотелось, чтобы он переживал за меня в пути из-за Громова.

Лондон встретил нас проливным дождём, от вчерашнего солнца не осталось и следа. Сев в машину, я положила голову Роберту на плечо и, молча, уставилась в окно. Пасмурные дни никогда раньше не действовали на меня здесь так угнетающе, сегодня жесердце словнонаполнилось серой промозглой сыростью. Муж тоже казался подавленным.

Один Саня что-то довольно мурлыкал себе под нос, выезжая на трассу.

–Львенок,– не поднимая головы, тихо спросила я,– Когда мы сможем поехать в Питер?

Робертобнял меня.

–Разве тебе плохо здесь со мной? Мне казалось, ты даже не вспоминаешь о родных пенатах.

Я промолчала.

–Думаю,– он явно сообразил, что не отшутится,– после появления на свет Фаррелла-младшего. Немного придешь в форму, и мы обязательно проведём несколько дивных дней и ночей в городе, который подарил мне тебя.