Доктор Дирвуд взял руки матери в свои ладони. Они у него большие, широкие и натруженные, как у мастерового. Анна не могла отвести глаз от его ладоней; как же она прежде не замечала этих широких лап?

– Поверьте мне, миссис Керриган, – начал доктор, – вы сделали все, что в человеческих силах.

– Но этого мало, – сквозь слезы проговорила мать.

– Напротив, более чем достаточно.

Эхо его слов повисло в воздухе. А уж когда он отказался от чашки кофе, которой традиционно завершался визит на дому, и взял пальто, шляпу и трость – Анна обратила внимание на непроизвольные движения его серебристо-седых бровей, – всем троим стало ясно, что они видятся в последний раз. Вот уже звук его шагов затих далеко внизу, и Анна с матерью вернулись в спальню, чтобы наблюдать за Лидией, а в ушах у Анны все еще звучал голос доктора: “Более чем достаточно”.

У матери был рассеянный, отсутствующий вид.

– Он даже не открыл свою сумку, – проронила она.

Похороны проходили в холодное воскресенье, за неделю до Рождества. В церкви Анна сидела на передней скамье, между Стеллой Иовино и Лилиан Фини; мать сидела между тетей Брианн и Перл Гратцки; у Перл два года назад умер муж, мистер Гратцки, и она стала скорее подругой, чем начальницей. Именно Перл купила композицию из белых лилий для церковного алтаря. Их аромат чувствовался особенно сильно, когда отец Макбрайд, говоря о Лидии, уподобил ее агнцам, ангелам и прочим достойным, непорочным созданиям.

После смерти сестры Анна словно оцепенела, но это состояние помогло ей справиться со многими неизбежными задачами материального толка: взять на работе короткий отпуск; организовать похороны и поминки; купить гроб и место на кладбище. Вопрос о том, где именно должна покоиться Лидия, на некоторое время поставил Анну с матерью в тупик. Все родственники матери похоронены на кладбище в Миннесоте, и сама мысль о том, что Лидия будет лежать одна среди чужих покойников, казалась непереносимой. В конце концов они выбрали кладбище “Нью кэлвери”, на котором Перл Гратцки завещала Лидии участок земли, который Перл давно купила рядом с могилой мужа; там же нашлось место и для Агнес, и для Анны. Перл была в восторге: как все удачно сложилось! “Они будут друг друга навещать!” – с великим облегчением восклицала она, в твердой уверенности, что своим благодеянием продлила себе пребывание на грешной земле.

Из церкви они вышли следом за гробом Лидии, и Анна поразилась: сколько же народу собралось во время мессы! Кто все эти люди? Она ожидала, что придет горстка: семейство Муччароне, ну, еще все Иовино, Фини, но вокруг были десятки других лиц, с виду знакомых, но что они за птицы – неизвестно. Престарелые дамы из дома напротив – они обычно стелили на подоконники банные полотенца и, опершись на них локтями, наблюдали за тем, что происходит на улице. Едва знакомые соседи, Анна с ними здоровалась по утрам. Сильвио Муччароне безутешно рыдал в объятиях матери. Мистер Уайт, аптекарь, не стесняясь, утирал носовым платком слезы. Десятки женщин, приподняв свисавшую со шляп вуаль, тоже промокали глаза. Повзрослевших соседских ребят, конечно, не было: они либо ушли в армию добровольцами, либо их призвали, а многие отцы уехали работать на военных заводах или дополнительно работали еще и в воскресенье. Под сереньким небом Анна стояла в большой толпе женщин, и до нее постепенно дошло, о чем они горюют: Лидия была последней точкой стабильности в мире, где все меняется, причем не в лучшую сторону.

Поминальным обедом руководила Брианн: расставляла на столах принесенные соседями закрытые блюда и щедро наливала всем напитки – пиво и виски, – которые сама привезла. Многие гости, прихватив бумажные кульки с едой, выходили на площадку и на лестницу; салфетки для кульков Брианн, судя по всему, стибрила из бара “Шалый пастушок” в районе Шипсхед-Бей. Каждую салфетку украшал мультяшный пастушок: в глазах сердечки, у ног – овечки, в одной руке посошок, в другой – шейкер для коктейлей.

Надев пальто и шляпки, Анна, Лилиан и Стелла вылезли на пожарную лестницу и сбились в кучку на заледенелой железной решетке. Как же приятно было прижаться к старинным подружкам, с которыми Анна пряталась в чуланах, а в жаркие ночи, когда родня поднималась на крышу, вместе с ними валялась на одном матрасе. Они заплетали друг другу косы, помогали завивать волосы с помощью “Тони” – домашнего набора для перманента – и брили друг другу подмышки бритвой мистера Иовино. Круглолицей веснушчатой Лилиан на вид можно было дать лет четырнадцать, не больше, но она уже работала стенографисткой и жила с теткой на Манхэттене. Стелла, самая красивая из этой троицы, недавно обручилась. Она то и дело распрямляла длинные пальцы и любовалась кольцом с крошечным бриллиантом в форме капельки; это кольцо, встав на одно колено, преподнес ей жених и вскоре отбыл в лагерь для новобранцев.

– Я должна написать Шеймусу письмо, – сказала Анна.

– Брат надеется, что, если он вернется героем, ты выйдешь за него замуж, – призналась Лилиан.

– Выйду, – подтвердила Анна. – Чего не сделаешь для героя.

Когда Шеймус записался добровольцем, миссис Фини организовала переписку девушек с солдатами, в результате у Анны вырос длинный перечень окрестных новобранцев, хотя когда они еще жили дома, она их почти не знала.

– Мама не хочет, чтобы мы писали про помолвку Стеллы, – сурово, как в кино, процедила сквозь зубы Лилиан (они часто изображали эту суровость друг перед дружкой). – У мальчиков должна быть цель, ради которой стоит жить.

– Нельзя лишать солдата его мечты, – тем же суровым тоном отозвалась Анна, но без большого энтузиазма.

– Лестно говоря, девочки, у меня от вас голова пухнет, прямо как воздушный шар, – лениво растягивая слова, проговорила Стелла.

Почувствовав, что их интермедия провалилась, Анна с Лилиан молча уставились вниз, на улицу.

– Есть вести от твоего папы? – спросила Лилиан.

Анна покачала головой.

– Выходит, он ничего не знает. Вот ужас-то.

– Мне кажется, он умер, – сказала Анна.

Подружки, округлив глаза, разом повернулись к ней:

– Ты что-то о нем слышала? – спросила Лилиан.

Анна не нашлась, что ответить. За месяцы работы на верфи она почти не виделась с ними: из-за войны все были очень заняты. А рассказать им про Декстера Стайлза или объяснить перемену в ее взглядах на жизнь просто невозможно. Столько всего случилось – не перечесть и не объяснить.

– Почему же тогда он не возвращается? – наконец сказала она. – Неужели он мог просто… забыть?

Стелла взяла ее руку в свою. Обручальное кольцо показалось Анне льдинкой на теплой коже подруги.

– Для тебя он умер – вот что ты хочешь сказать, – промолвила Стелла.

Анна проснулась среди ночи: ее растолкала мать.

– Мы же мистера Гратцки совсем не знаем! – сдавленным голосом прошипела она в ухо дочери. – А вдруг он нехороший человек?

– Он хороший, – не до конца проснувшись, возразила Анна.