– Палата прямо по коридору, в самом конце, – голос женщины дрогнул. – Он будет тебе рад… Очень рад…

Мне? Все прежние страхи сделались почти осязаемыми. Арина не могла поверить в то, что слышит. Он ведь не знает, не должен знать, кто одновременно и торопится в его палату и боится сделать следующий шаг. Как решиться и перебороть саму себя, сейчас, когда до встречи подать рукой? Ведь и представить невозможно, кого именно ждет мужчина после их телефонного разговора. Уж точно не свою бывшую сотрудницу. Лгунью.

Нина порывалась сказать что-то еще, но мотнула головой, и лишь шумно выдохнула, не позволяя словам прозвучать. А потом торопливо пошла прочь, не оборачиваясь, опустив голову и сгорбившись там странно, что со спины сделалась похожей на старушку. Арина смотрела ей вслед, пока та не скрылась за поворотом, и лишь потом осмелилась двинуться дальше, к указанной двери и к встрече, ставшей неизбежностью.

Не позволила себе больше ни размышлять, ни задерживаться, но когда дернула дверь в палату, колени задрожали, а дышать стало тяжело.

Они виделись последний раз… тогда… когда ощущали друг друга… настолько близко, как ни с кем и никогда прежде. В пьяной, волшебной темноте. Теперь же яркая лампа, освещающая небольшое помещение, не позволяла скрыть ничего. Ни румянца, который обжег щеки женщины. Ни дрожь внезапно похолодевших пальцев, сжимающих букет. Ни болезненную бледность прикованного к постели мужчины. Ни вспыхнувшую в его глазах такую откровенную радость, что у Арины перехватило дыхание.

– Птичка моя драгоценная… Иди сюда… Иди скорее ко мне…

Глава 26

Нет одиночества в душе, нет пустоты

Где бесконечно серый мир согрет звездой,

Всё потому, что где-то есть на свете ты,

Всё потому, что я всю жизнь живу тобой.

И с неба падают снега, и белый цвет

Смывает мрачность городов до чистоты,

Спроси – что счастье для меня? Скажу в ответ

И в этой жизни, и потом, что счастье – ты.

И среди долгих холодов, среди зимы

С ладоней ласковых твоих дышу весной,

И говорю о нас с тобой с улыбкой – «мы»,

И так хочу губами пить твоё – «родной…»

Закрыты двери в небеса – не отпущу!

Я без тебя и так кружил как лютый зверь,

Я и за боль тебя, любя, всегда прощу,

А если скажут – разлюбил…, ты им не верь!

Пусть сто веков продлятся ночь и холода,

Нет одиночества в душе, нет пустоты,

Ну, а весна опять придёт…, придёт, когда

Спрошу – что счастье для тебя? И скажешь: ты…

Сказоч-Ник

Нет одиночества в душе, нет пустоты –

Лишь вечный май и перезвон колоколов.

Всё потому, что есть на свете этом ты,

И что хранит мой каждый вдох твоя любовь,

Что с зацелованных морозом алых губ

Всё чаще просится: тоскую по тебе…

Что каждый шаг твой по земле я берегу,

А слово «мы» – наш оберег от зла и бед.

Не оборвётся нить, не разомкнётся круг –

Я привыкаю не бояться высоты

И кожей впитывать тепло любимых рук,

Осознавая, что мой мир отныне – ты.

И засыпая сладко на твоей груди,

Забыв, что за окном лютуют холода,

На шёпот твой: не разлюби… не пропади…

Отвечу я тебе с улыбкой: никогда.

Пускай бесчинствует хоть сотни лет мороз –

Нет одиночества в душе, нет пустоты…

Весна придёт когда…, когда на мой вопрос –

Что для тебя любовь, родной? Ответишь: ты…

Н.Юрьева

Потом она будет часто вспоминать этот вечер и их встречу. Словно по-новой переживать каждое мгновенье. Опять чувствовать ошеломляющее тепло, пришедшее в тот миг, когда руки мужчины сжали ее дрожащие пальцы. Испытывать смятение, не в силах подобрать слова для тех ощущений, что накрыли с головой. Любовь. Безбрежным океаном, бескрайним небом – вокруг и внутри неё. Любовь – даром, которого она не ждала и на который даже надеяться не смела. Чудо, озарившее жизнь.

Он целовал ее ладонь, щекоча губами кожу, а Арина таяла, слыша слова, которые ей не говорили никогда в жизни. Именно ей, а не загадочной незнакомке, скрывающейся за экраном компьютера.

– Ми-лаа-я… – по слогам, позволяя впитать каждый звук, каждый оттенок в его голосе, запечатывая его в сердце.

Не думала в тот момент, что от тоненьких струек, бегущих по щекам, растекается тушь. О том, что от старательно нанесенного макияжа ничего не остается. Не вспоминала, как выглядит, когда плачет. А вот прикосновения его тёплых пальцев к своему лицу ощущала отчетливо. Будто он не кожи касался – в самую душу проникал. Задевал наиболее чувствительные струны.

– Люблю… птичка моя…

Не во сне, не в мечтах, на которые она не осмеливалась, – в реальности. Это на самом деле звучало, было обращено к ней, волновало, лишая остатков самообладания.

– Прости меня… – слова давались с трудом, словно она вмиг забыла обо всем, что думала и собиралась ему сказать. – Я не собиралась лгать… или скрываться… просто не предполагала, что ты окажешься таким… таким…

– Каким? – в уголке его губ мелькнула улыбка.

Произнести вслух то, что она считала мужчину не только красивым, а необыкновенным, оказалось тяжело. И не просто тяжело – это стало непомерным испытанием. Арина молчала, не сводя с него глаз, впитывала каждую черточку родного лица, наслаждаясь этим временем и одновременно не зная, как побороть собственную робость. Ей по-прежнему было страшно. Уже не того, что он может оттолкнуть, но того, что это все в действительности произошло. С ней. Такой обыкновенной. Уже давно не юной, не особенно красивой, вообще ничем не примечательной. Но почему-то на неё обратили внимание и даже больше – ведь слова о любви не пригрезились. Они продолжали звучать, отзываясь в глубине сердца, впечатываясь в ее существо терпковато-сладким вкусом счастья.

Мужчина приподнял руку, проводя кончиками пальцев по щеке и спускаясь ко рту, а Арина едва удержалась от поцелуя. Ей хотелось коснуться его, ощутить губами тепло кожи и узнать те ощущения, которые столько уже времени не давали покоя. Но разговор был важнее. Их загадки и тайны, накапливаемые так долго, требовалось, наконец, разрешить. Обсудить – и перелистнуть эту страницу недоговорок, оставляя позади то, что столько времени терзало, и не ее одну. Ведь у того, кто находился сейчас рядом, тоже существовало свое прошлое. Причинившее боль, растерзавшее надежды – и подарившее встречу.