При этих словах Лео мрачнеет.

– Вот что я мог бы вам сказать, – продолжает мистер Смит. – Вот что я бы сказал, будь вы похожи на все остальные группы, с которыми мне доводилось работать. Но вы не такие, как все. Вы здорово играете, красиво пишете, отлично поете, и, может быть, у вас получится куда-нибудь пробиться, но для этого вы должны держаться друг за друга, для этого вы должны перестать ссориться из-за пустяков. Но коли ради себя вы стараться не желаете, подумайте тогда о Наоми. Неужели вы готовы подвести ее семью? Ее родители так долго ждали этого концерта, им было бы так приятно узнать, скольких людей беспокоит судьба их дочери, они бы так утешились, увидев, к чему подвигла нас эта трагедия…

Роуз опускается на стул и закрывает лицо ладонями.

Лео поворачивается к окну.

Я одна не свожу глаз с мистера Смита.

– Я хочу участвовать в концерте, – говорю. – Я готова.

– Лео?

– Ага, – кивает тот. – И я.

– Роуз?

Некоторое время она сидит неподвижно, а затем откидывает волосы от лица и говорит:

– Так и быть. Я выступлю ради Най, а потом… посмотрим.

– Спасибо, – говорит мистер Смит. – И сбавь обороты, ладно? Сделай так, чтобы облава на Ред прекратилась. Только этого нам сейчас и не хватало.

Роуз вздыхает и поджимает губы.

– Вот оно как? – мистер Смит пристально на нее глядит. – Я думал, ты выше этого. Я думал, ты не станешь травить одноклассницу, Роуз.

Видно, что ей так и хочется ему возразить, но она лишь пожимает плечами и говорит:

– Ладно. Но только ради Най, ради концерта.

– Ну что же, тогда за работу! Не буду мешать вашей репетиции, – отвечает мистер Смит, выходя в коридор, где собралась уже целая толпа народу. По ходу, они подглядывали за нами через окошко в двери.

– Здесь вам не зоопарк, – огрызается на них Роуз. – Проваливайте.

– Даже я? – доносится откуда-то из середины толпы голос Лекраджа.

– Конечно нет, идиот, давай к нам.

Я беру в руки палочки и сажусь за ударные.

Лео сверяется с концертной программой.

– Думаю, надо начать с «Останков», потому что эту песню Лекрадж репетировал меньше всего.

– Ладно, давайте. – Роуз регулирует высоту стойки для микрофона.

– Роуз, – говорю я. – Спасибо, что не ушла из группы.

– Иди на хуй, – отвечает она, не глядя в мою сторону. – Это ничего не меняет.

Плейлист Ред «На хуй»

Psychosocial/Slipknot

Please Don’t Go/The Violent Femmes

Ride a White Swan/T-Rex

Girls Like Girls/Hayley Kiyoko

Make Me Wanna Die/The Pretty Reckless

Death of a Batchelor/Panic! At the Disco

Smells Like Teen Spirit/Nirvana

Heathens/Twenty One Pilots[12]

27

После репетиции я смылась из школы и направилась прямиком в больницу. Еще двух часов этого ада я бы не выдержала.

У входа в палату Наоми дежурит Эш. На коленях у нее открытый ноутбук, в ушах – наушники, зеркально гладкие волосы порядком растрепались.

Внутри, у постели больной, сидят Джеки с Максом. Макс держит Джеки за руку, а та свободной рукой касается кисти Най; оба молча наблюдают, как поднимается и опускается грудная клетка их дочери.

Примостившись рядом с Эш на кушетке, я трогаю ее за плечо. Она вешает наушники на шею и поворачивается ко мне.

– Что нового? – интересуюсь я.

– После выходных они начнут постепенно сбавлять дозу лекарств, – говорит Эш. – Отеки спали, кровоизлияния тоже уже нет, остальные травмы заживают – остается только вывести ее из комы и смотреть, что будет дальше. Сможет ли она самостоятельно дышать, разговаривать… ну и все такое.

– Вот это пипец. – Конечно, Най уже не первый день в коме, и я сама не раз сидела у ее постели, но в реальность происходящего все равно верится с трудом. Подумать только: она может очнуться с необратимыми повреждениями мозга или не очнуться вовсе!

– В каком-то смысле… – Эш отрывается от ноутбука. – В каком-то смысле было бы даже лучше, если бы она всегда оставалась в таком состоянии. Тогда у нас по крайней мере была бы надежда.

– Депрессивно, – говорю я.

– У меня сейчас довольно депрессивное состояние, – отвечает Эш. Мы обе вздыхаем. Мне хочется посидеть рядом с Наоми, провести с ней хоть немного времени, но не буду же я нарушать молчаливое бдение Макса и Джеки… Интересно, а ей снятся сны? Чувствует ли она прикосновение маминой руки? Знает ли, что родители рядом? Надеюсь, что да, надеюсь, она не осталась наедине со своими страшными тайнами.

– Сегодня утром отправила твоему папе фишинговое письмо, – говорит Эш. Ну вот, еще одна темная мысль бумерангом летит в голову. – Клюнул как миленький. Старшее поколение такие простофили.

– И что? Тебе удалось взглянуть на его файлы?

Эш кивает:

– Да, весь компьютер облазила. Там твои детские фотки, ты знала? Таких уродливых младенцев мне еще не случалось видеть. Очень уж ты на них красная.

– Эш, пожалуйста, не играй со мной в игры. Только не сегодня.

Уголок ее рта слегка приподнимается.

– Ред, твой папа – хороший человек, я бы сказала, лучше многих. Если не считать того, что он изменяет твоей маме с кучей других женщин, ему просто цены нет.

– Ты это серьезно? – Кровь приливает к лицу, и по щекам разливается румянец облегчения. – Но кто та девушка с фотографии?

– Твой папа сотрудничает с местной благотворительной организацией, которая ищет новое жилье для жертв домашнего насилия. Девушка, которую ты видела на фотографии, скрывается от своего отца: тот разузнал, где они с матерью живут, сделал этот снимок и отправил им, чтобы их запугать. Вот почему файлы на компе у твоего папы пронумерованы. Имена не используются в целях безопасности. Тебе надо бы заставить его обновить ПО и отучить кликать на все ссылки без разбору.

– Мой папа – хороший человек, – повторяю я.

– Не идеальный, конечно, но вполне безобидный.

– Слава богу. Представляешь, как было бы неловко, если бы мои опасения подтвердились? – говорю я. Мы улыбаемся друг дружке. Хоть что-то хорошее получилось из этого кошмара: мне довелось пообщаться с Эш, узнать ее поближе, разглядеть чувство юмора, которое она ото всех скрывает.

– Я часами изучала эту татуировку. – Она снова поворачивается к экрану. – Мне удалось выделить восемь слоев знаков, видишь?