За час они вычеркивают сорок пять из сорока шести англоговорящих женщин-гинекологов. После каждого звонка Энни все больше падает духом.

– Черт! – восклицает она, проверив последний номер, и тянется за круассаном, моргая, чтобы сдержать слезы огорчения и растерянности. – Что же мне делать? Я должна спасти Кристен, но у меня уже не остается надежды!

Рори хватает ее за руку:

– Перестань. Не говори так. А то твои слова сбудутся и надежда вправду исчезнет. – Он смотрит на Энни и торжественно прибавляет: – Твоя сестра где-то здесь, в Париже. Мы найдем ее, ты и я.

Верить ли ему? Или правы тетя, дедушка, отец и психотерапевт – словом, все те, кто говорит, будто Энни морочит себе голову? Прислонившись спиной к дивану, она прижимает к груди подушку и закрывает глаза:

– Рори, я должна тебе кое-что сказать.

Он придвигается к ней поближе. Его лицо серьезно.

– Беременна не твоя сестра, а ты сама?

Энни убирает подушку и оглядывает себя:

– Нет. Хотя мой животик наводит на такие мысли. То, о чем я хочу тебе рассказать, касается не меня. Речь идет о Кристен. Видишь ли, я верю, что она в Париже. – Энни прикусывает губу: не напрасно ли она откровенничает с новым знакомым? – Но все считают ее погибшей.

И она рассказывает Рори о железнодорожной катастрофе. Он хмурится:

– Не понял… Ее не было в поезде?

– Нет… или да… не знаю.

Рори смотрит на Энни скептически, и она понимает, что производит впечатление ненормальной.

– Послушай, я догадываюсь, как дико это звучит, но у меня есть серьезные причины, чтобы сомневаться. – Она поворачивает голову к окну: на дереве проклюнулись первые светло-зеленые листочки. – Я обещала маме, что привезу Кристен домой.

Рори кладет руку на плечо Энни:

– Ты привезешь ее, сделаешь маму счастливой, а сама будешь героиней, да?

– Да. Но это еще не все. – Энни снова отворачивается, страдая от смущения и чувства вины. – Понимаешь, если Кристен погибла, то ее убила я.

Рори смотрит все так же спокойно и внимательно. У Энни в горле как будто что-то разбухает. Ей хочется протянуть руку и дотронуться до его мягкой щеки.

– Я заставила Кристен сесть на девятичасовой поезд. В то утро она была сама не своя. Хотела что-то сказать, но я ее не выслушала. В итоге она уехала, не попрощавшись со мной. Я должна была догнать ее. Мама просила меня за ней следить. Тогда она была бы жива.

– А-а, – кивает Рори, – ich verstehe. Понимаю. Если твоя сестра погибла, то по твоей вине.

Энни испуганно глотает воздух: после нескольких месяцев психотерапии доктора Киттла Рори вот так взял и назвал вещи своими именами.

– Именно.

– Значит, у нее не было своей воли. А ты такая сильная, Энни, что, если бы ты оказалась с ней рядом, ты остановила бы поезд и он не потерпел бы крушение.

– Нет, я…

Рори качает головой, улыбается и убирает выбившуюся прядь со щеки Энни:

– Подруга, зачем ты воруешь вину, которая тебе не принадлежит? Этого добра жизнь и так всем раздает предостаточно.

Крутя педали велосипеда, позаимствованного у Кейт, направляюсь в кофейню. После нашей утренней вылазки в глазах мутновато от недосыпа. Сегодня солнце вряд ли победит в борьбе с облаками. Свежий ветер приятно холодит лицо.

Сторонюсь, пропуская трехколесный велосипед миссис Тернер (это сварливая старая леди, которая раньше работала на почте).

– Доброе утро, – говорю я.

Она, не улыбаясь, отрывает руку от руля и показывает мне поднятый большой палец. Странное приветствие.

В уютном магазинчике так пахнет кофе и выпечкой, что мой желудок начинает ворчать. К прилавку выстроилась очередь. Встаю за мальчиком-подростком в бейсболке, повернутой козырьком назад. Своим задиристым видом он напоминает мне Пенфилда в юности, и во мне тут же просыпается жалость. Зачем я так унизила Кертиса? Мне осталось прожить на этом острове несколько дней, а ему всю жизнь.

Заметив меня, симпатичная блондинка-бариста показывает пальцем в мою сторону и кому-то подмигивает. Оборачиваюсь, чтобы выяснить, чье внимание она хотела привлечь, и вижу Джуди Грейвз. Та встает из-за своего столика у окна, подходит ко мне и говорит так громко, что вся кофейня слышит:

– Я давно ждала, когда кто-нибудь поставит на место этого самовлюбленного козла. – Она приподнимает свой бумажный стакан. – Спасибо тебе, Рики, от лица всех женщин острова!

Кто-то начинает хлопать, остальные подхватывают. Переводя взгляд с одного лица на другое, я медленно расплываюсь в улыбке. Может, не весь городок участвовал в затее Кертиса? Может, он спорил только с Кейси, ее татуированной подругой и старыми пьянчугами в баре?

Преисполнившись гордости, сажусь на диванчик у камина и открываю электронную почту. Эллисон прислала сводку по всем объектам и клиентам. В конце пишет: «Кстати, для того чтобы распродать „Фейрвью“, у нас осталось двадцать семь дней. Но пока дело продвигается неплохо. Я связалась со всеми крупными брокерами города. А ко вторнику вы ведь вернетесь, да?»

Моя гордо поднятая голова никнет. Во что я ввязалась?! Не продать мне целый жилой комплекс менее чем за месяц! Отчаяние опять хочет выбить меня из колеи, но я вовремя спрашиваю себя, имеет ли значение то, что кажется мне таким важным. Думаю об Энни, которая бродит по незнакомому городу в поисках сестры, о Джоне, который никак не может заново научиться ходить, и о Кейт, которая ищет любовь. Профессиональные обязательства – это серьезно, но, по большому счету, есть вещи куда более значимые. Об этом нужно помнить.

Решив не отвечать Эллисон, я улыбаюсь при виде письма от Тома Барретта. Оно пришло, когда я выходила из «Мустанга». Почти забыла про него.

Привет, Эрика!

Мы с Вами очень хорошо поговорили вчера вечером (для Вас это был день). Надеюсь, я не слишком помешал Вашей работе. Видите ли, я очень-очень давно не получал такого удовольствия от разговора. Честно говоря, когда Вы позвонили, я как раз сел смотреть матч «Вашингтон уизардс» против «Кливленд кавальерс». Ваша замечательная дочь включила онлайн-трансляцию. Поскольку «Кавалеры» – основные конкуренты моей любимой команды, я собирался закруглить разговор побыстрее и вернуться к игре. Но что тут скажешь?

Вы меня… пленили.

До нашей следующей беседы,

Том

Перечитываю письмо, не веря собственным глазам. Я пленила его? Моя рука тянется к голове и нащупывает розовую бейсболку. Ногти коротко острижены, наращенные ресницы отвалились. Вместо делового костюма я ношу спортивные штаны и кеды, взятые у сестры. Давно мне не было так комфортно.

Из любопытства пишу в строке поиска: «Профессор Томас Барретт, Джорджтаун». Через секунду выпадают десятки ссылок – в основном на статьи в научных журналах. Щелкнув первую, я пытаюсь прочесть аннотацию, изобилующую такими терминами, которые мне и произнести-то сложно, а не то что понять.