– Останься сегодня здесь, – говорю я отцу. Как я ни зла на него, я не могу допустить, чтобы он проделал этот путь еще раз. – Я сниму для тебя номер в гостинице. Плыть слишком опасно.

Лезу в сумочку за кошельком, но отец вместо ответа достает рацию и рявкает:

– Пристань Пенфилда, это «Полярная звезда». Направляюсь обратно. Конец связи.

– Нет! – кричу я. – Не делай глупостей! Я не отпущу тебя одного!

Впервые за все это время наши взгляды встретились.

– А какое, черт возьми, тебе до меня дело?! Я же старый псих, которого все ненавидят! Ублюдок, монстр, который похитил вас с матерью из рая!

Парализованная страхом и нерешительностью, я смотрю в его слезящиеся глаза. Как бы мне ни хотелось развернуться и уйти, я не могу этого сделать.

– Я поплыву с тобой, – говорю я.

Он отвязывает трос:

– Иди. Тебя такси ждет. Возвращайся к своей жизни. Ты и так долго у нас проторчала.

– Упрямая башка! – бормочу я себе под нос.

– Твоя не лучше. – Отец поворачивает ключ, и лодка, взревев, просыпается. – Ну давай не дури, – сипло произносит он.

В памяти одна за другой проносятся сцены из прошлого. Вот я сижу рядом с отцом на похоронах матери, и его большая грубая лапа сжимает мое колено каждый раз, когда я начинаю плакать. Не дури. Вот я собираю чемодан, сердитая из-за того, что меня силой выпроваживают в колледж. Не дури.

Отец отвязывает лодку. Неизвестно, увидимся ли мы еще. Надо бы извиниться за резкие слова. Обнять его в последний раз. Точнее, в первый.

– Твоя дочь умерла. Ты ничего не можешь с этим поделать. Уясни это в своей голове.

Желание обниматься мигом исчезает. Я застываю, как ледяная статуя.

– Ты нужна другой дочери, которая жива, – продолжает отец.

Чувствуя, как колотится сердце, я отвечаю:

– Если ты провел с ней неделю, это не дает тебе права решать, что ей нужно.

– Ты провела с ней целую жизнь, но у тебя тоже нет такого права.

Отец отталкивается от причала. Я хватаюсь за голову: он уплывает!

– Как ты смеешь демонстрировать заботу о внучках, когда на меня всю жизнь плевал!

Глядя вдаль, он хрипло отвечает:

– С кого-то надо начинать.

Я смотрю, как он трогается с места и плывет в те воды, которые забрали у меня мать.

– Папа! Не уезжай! – кричу я, но мой голос тонет в шуме мотора. – Вернись!

Рев лодки удаляется. Когда он совсем стихает, я вдруг получаю ответ на свой вопрос: папа вывез меня с острова из страха перед тем, что могло бы случиться, если бы я осталась. Не сумев в свое время спасти маму, он позаботился о том, чтобы со мной не произошло то же самое.

Вся трясясь, я подбегаю к такси и говорю водителю:

– Мне нельзя ехать, пока та лодка не вернется на остров. За простой я заплачу.

Таксист пожимает плечами:

– Ради бога.

Меря шагами парковку, я безотрывно гляжу на воду пролива.

– Я не должна была его отпускать, – говорю я, набрав номер Кейт. Во мне опять закипают ярость и горечь. – Нужно было проявить силу, настойчивость.

– Если он что-то втемяшил себе в голову, его не остановишь. Ты же знаешь.

– Он погибнет, Кейт. А я ему нагрубила. – Потирая пальцами лоб, я передаю сестре мой разговор с ним. – Что, если… – мой голос прерывается, – это окажутся последние слова, которые я ему сказала?

Через час и двадцать семь минут Кейт звонит:

– Он на месте.

Я прижимаю руку к сердцу:

– Слава богу!

– Рик? Помнишь, как ты боялась, что те слова окажутся для вас последними?

– Да.

– Сделай так, чтобы не оказались, хорошо?

Рано утром, в пятнадцать минут шестого, я включаю свет в своем кабинете после недельного отсутствия. В ближайшие два часа в агентстве Локвуда никто не появится. Возле компьютера я замечаю стопку папок и кружку со следами едко-розовой помады. По всей видимости, Эллисон чувствовала себя здесь как дома. Когда-нибудь приглашу ее на обед и посоветую получать от жизни удовольствие, а не киснуть до старости в этом душном офисе.

Беру со стола пачку писем, пришедших за неделю, но тут же кладу обратно. Открываю выдвижной ящик и достаю самоклеящиеся листочки. По памяти пишу цитаты и прилепляю к монитору. Пусть напоминают мне о том, что я должна примириться с прошлым, отпустить боль и идти дальше.

Встаю, подхожу к окну. Внизу, на расстоянии двадцати одного этажа, просыпается город. Покусывая ноготь большого пальца, провожаю взглядом огни, движущиеся по мосту Куинсборо. Через пролив Ист-Ривер, мигая, идет паром, везущий людей на работу. Интересно, есть ли у капитана дочь? Готов ли он ради нее рискнуть жизнью?

Дрожащей рукой набираю номер. Отец наверняка не спит. Он никогда не спит, только дремлет. От звука его хриплого голоса у меня учащается сердцебиение.

– Доброе утро. Это я.

– Ты рано встала.

– Я всю ночь не спала, много думала. И вот решила… – я крепче сжимаю телефон, – решила тебя поблагодарить. Я ценю то, что ты вчера для меня сделал.

– Тебе же нужно было возвращаться на работу!

Отец иронизирует – я в этом уверена. Но взбесить меня ему не удастся.

– Верно, – говорю я, поднося руку ко лбу. – Звоню тебе как раз из офиса. Я могу выиграть конкурс, папа. Ты только представь себе! Твоя дочь в числе лучших брокеров Нью-Йорка!

– Значит, теперь ты на меня не в претензии за то, что я переправил тебя с острова. Ты снова в своей стихии. Продаешь дорогущие квартиры, чтобы заработать больше, чем успеешь потратить за три жизни.

– Папа, я коплю на будущее. Девочкам понадобятся…

– Девочке. Одной.

Черт бы его побрал! Я делаю несколько глубоких вдохов.

– Да. Одной. В общем, я звонила, чтобы поблагодарить.

– Ну и ладно.

Мне становится трудно дышать, подбородок дрожит. Почему мне так тяжело разговаривать с этим человеком?

– Папа, я жалею о том, что сказала, когда мы плыли.

– А что ты сказала? Я не помню.

Ах ты, паразит! Все ты прекрасно помнишь! Закрываю глаза и изо всех сил стараюсь вернуть ту жалость, которую испытывала к нему, пока ждала его возвращения на остров.

– Я не должна была винить тебя в маминой смерти. Ты прав: мне действительно не все известно.

Сейчас я признала это впервые. С детства я цеплялась за относительно приемлемую для меня версию той трагедии: веселая и беззаботная мама пошла в магазин за продуктами для семьи. Но теперь в памяти всплыли эпизоды, заставляющие меня все переосмыслить.