– Не нужно ехать в Сан-Франциско, там территория Джил и Дэна, а ты в их компанию не вписываешься. Ты можешь отправиться с сыновьями в рыбацкий городок или на курорт у моря – в какое-нибудь новое место, которое будет принадлежать только вам троим.

Перри задумался над этими словами.

– Может, ты и прав…

– Ты не являешься их отцом в привычном смысле, и не делай вид, что это не так. Ты хороший парень, умный коп и потрясающий друг. Покажи им человека, с которым им захотелось бы завязать отношения.

– Я подумаю.

– Ты должен с ними повидаться.

Маллой вытащил из пепельницы недокуренную сигарету и засунул ее Хуану в рот.

Между напарниками, которые были лучшими друзьями с первых дней в Академии, воцарилось уважительное молчание.

Азиат вертел в руках зажигалку, и свет падал на неровную поверхность его лица, подчеркивая только самые глубокие отметины. Мерцал красный огонек горящего табака.

Печальное пение гитары сменила песня в стиле соул из семидесятых. Голоса черных певцов, звучавшие в безупречной гармонии, рассказывали фальцетом про сливочное мороженое с сиропом, и Перри решил, что это метафора, означающая женщину или самые восхитительные части ее тела.

– Послушай этих ребят, – заметил рыжий полицейский. – Черные парни всегда были крутыми… Белые даже мечтать о такой крутости не могли. Проклятье, что с ними произошло?

– Они стали афроамериканцами.

– Какая потеря! – Перри сделал большой глоток и поправил повязку. – Этот Беттингер – довольно неуживчивый тип.

– Интеллектуалы всегда неуживчивы.

– Почему?

– Глупые парни постоянно спрашивают у них: «Почему?»

– Минуту назад ты сказал, что я умный.

– Все меняется.

Маллой сделал еще глоток пива.

– Как ты думаешь, мы найдем Себастьяна?

– Обязательно найдем. – Хуан затянулся сигаретой. – Хотя сейчас происходит нечто гораздо более важное…

– Что?

– Кто.

– Кто?

Азиат выдохнул дым, и его напарник проследил взглядом, как этот дым плывет в сторону барной стойки, где полная женщина с платиновыми волосами демонстрировала себя всем желающим. Бордовый джемпер и черные слаксы нежно липли к ее формам.

– Классная штучка, – заметил Перри. – Она на нас смотрела?

– Два раза.

– Получается четыре глаза.

– Плюс туш для ресниц.

Маллой принялся изучать напиток, отправившийся к накрашенным губам женщины.

– Там внутри оливка?

– Да уж наверняка не крошечный авокадо.

– Она выглядит одинокой… Я бы даже сказал, несчастной. – Рыжий коп отправил глоток пива в путешествие от своих губ в желудок. – Может, она нуждается в утешении…

– Про тебя говорят, что ты забавный.

– Я стараюсь.

Женщина убрала локон платиновых волос за левое ухо и промокнула уголок рта салфеткой. Ее движения были очень чувственными и одновременно застенчивыми.

– Я даже не сказал: «Действую», – добавил Перри.

– Пойду поиграю в карты. – Хуан превратил свою сигарету в миниатюрный очаг и поднялся на ноги. – Развлекайся.

– Когда вернешься домой, передай Хизер от меня самый сердечный в мире привет.

Все, кто знал красавицу-таитянку, жену Хуана, были в нее влюблены.

– Может, и не передам.

– Не заставляй меня увести ее у тебя.

– Ты не совсем ее тип.

– А кто ей нравится?

– Те, кто вытравливает вшей.

– И это говорит человек, который выступает за ограждение окружающей среды от химии…

– Я притворяюсь.

– Как в церкви?

– Ага. – Хуан надел пальто. – До завтра.

– Береги себя, – попросил Маллой, и рябой пожал плечами. – Ты там поаккуратнее. Сейчас на улицах опасно, так что будь осторожен.

– Буду. И удачи тебе с оливкой.

– Ты разговариваешь с великим мастером этого дела. – Перри взъерошил рыжие волосы.

На подбородке Хуана появилась ямочка, что случалось крайне редко. Он похлопал напарника по спине и отошел от стола.

Перри довел свою кружку до прозрачного состояния, поставил ее на стол и поднялся на ноги. Певец, голос которого больше подходил для музыки в стиле госпел, в сопровождении церковного органа сменил исполнителей гимна мороженому.

Потянувшись, рыжеволосый полицейский окинул взглядом барную стойку. Место справа от женщины с платиновыми волосами было занято типом, которому явно ничего не светило, а левый табурет оставался пустым.

– Я вижу, тут образовалась вакансия, – сказал Маллой, усаживаясь на свободное место.

Платиновая красотка поставила бокал на стойку, поправила плотно обтягивающий бордовый джемпер и убрала от лица локон необыкновенных – как решил Перри, немецкого происхождения – волос. И хотя из-за тусклого освещения было трудно определить, много ли на лице платиновой особы косметики, полицейского это не особенно волновало – на всех лампах в его квартире имелись регуляторы яркости.

– Что-то я не видел вас здесь раньше, – заметил Маллой.

– Обычно у меня бывают идеи получше. – Голос женщины был ровным, зато ее грудь представляла невероятный интерес.

– Меня зовут Перри.

Занятая тревожными мыслями платиновая особа не сводила глаз с оливки в бокале.

– Можете использовать псевдоним, если хотите, – предложил детектив. – Или я назову вас каким-нибудь именем, которое часто используется в лимериках.

Женщина продолжала предаваться своим размышлениям.

– Послушайте, – сказал Маллой, – вы сидите у стойки, и я заметил, что вы бросали на меня взгляды, однозначные, точно неоновая вывеска, поэтому я и подошел к вам. Но я хорошо воспитан. Если вы хотите побыть в одиночестве, я уйду.

– Вам не нужно уходить.

Спиртное левитировало к губам платиновой особы, и оливка исчезла. Женщина принялась жевать ее, поставив бокал с мартини на стойку.

Перри наблюдал за движением ее тевтонских челюстей.

– Могу побиться об заклад, что у вас невероятно нежные зубки.

Мимолетная улыбка подобралась к носу женщины.

– Нежные и острые.

– Перри.

– Я Кристи.

Детектив поднял палец, чтобы привлечь внимание бармена, молчаливого, невзрачного и угрюмого представителя своего вида.

– Вот эту штуку с оливкой для леди и крепкого пива мне.